Анна Владимирская - Предчувствие смерти

— И что же? — встревожилась Вера.

— А Кире хорошо, у него сон, как у чугунного утюга! Его чтоб разбудить, нужно в море сбросить! Представляешь, его тоже всего вылизали, а он даже не проснулся. Это уж я его своими воплями, и то с трудом разбудила. Проснулся весь мокрый!

— Не весь, а только лицо! — послышался смех облизанного.

— Так кто же это был? Не томите! — взмолилась Вера.

— Овцы.

— Как это овцы?

— Ну, там пасутся овцы, в этом месте, где мы разбили лагерь. И вот они рано утром паслись и видят: лежит вкусная компания, решили облизать! А поскольку я всех перебудила своими визгами, — с явной гордостью продолжила девушка, — тут все проснулись и познакомились с пастухом.

— Значит, овцы были не одни, а с пастухом, — констатировала факт Вера.

— Ну да. И пастух сказал, что их ветеринар поехал на какие-то курсы. А мы сказали, что у нас с собой в отпуске личный ветеринар.

— Приветик от личного ветеринара, — сказал Андрей.

— Ау, Андрей! Как вы там, не скучаете?

— Нет-нет, Олененок, не скучаем, — поспешила вставить Вера. — Когда вы обратно?

— К сожалению, скоро. Здесь так хорошо! Ну все, пока, целую, в море хочется! — И раздались короткие гудки.

Вера посидела еще немного, задумавшись, а Андрей глядел на нее. Потом она встала:

— Пойдем.

Пай весело носился по аллее, задирая ногу у деревьев и урн. Ему не было никакого дела до сложностей и неприятностей человечьей жизни. Единственное, что его интересовало, а вернее «кто», была его хозяйка, главный смысл его песьей жизни. Потому что именно ей он был предан всей душой. Увлекшись даже каким-то очень интересным запахом, он обязательно вскидывал свою лунного цвета голову с длинными палевыми ушами и огромными, как у восточного принца, глазищами, всматривался в Верино лицо, спрашивая взглядом: «Ты как? У тебя все в порядке?»

Андрей, глядя на Пая, сказал:

— Вот я занимаюсь ветеринарией уже десять лет, но не перестаю удивляться этой собачьей преданности. Он смотрит на тебя взглядом, полным такой любви, что я начинаю ревновать. — И Андрей, присев на корточки, подозвал Пая и принялся его трепать и почесывать за ушами. Пай блаженно повалился на спину, подставляя для ласк пузо и бока. — Твоя собака ко мне неплохо относится.

— Он не знает, что он собака, — совершенно серьезно сказала Вера. — Пай уверен, что мы — его семья. Я — мама, Оля — сестра, Кирюша — брат, а сам он — младший ребенок в семье. И поэтому те люди, которые любят нас или хорошо к нам относятся, становятся для него как бы своими. И он на них тоже распространяет свое хорошее отношение. Но стоит ему почувствовать, что кто-то нас не любит, он тут же демонстрирует свою неприязнь. Например, к моей свекрови. Он ее на дух не переносит.

А когда та начинает с ним сюсюкать, демонстративно поворачивается и идет в мою комнату.

— Да, Пая не обманешь, это не человек. Он точно знает, кто чего стоит. И кстати, он очень тактичен, ты не находишь?

Вера рассмеялась своим смехом-колокольчиком, и Андрею сразу захотелось бегом тащить ее домой.

Вернувшись с прогулки, они занялись обедом. Вера переоделась в трикотажные синие шорты и голубую майку, на стол были выставлены из холодильника овощи и мясо, Андрей надел фартук бывшей хозяйки квартиры, и работа закипела.

— У меня такое предложение, — сказал он. — Ты готовишь еду для Пая, а я для нас.

— Но я же за две минуты нарежу ему мясо, а тебе одному возиться?

— Вот и хорошо. Может, мне нравится для нас готовить! Я ни для кого уже давно ничего не готовил.

— Хорошо. Ты готовь, а я буду развлекать тебя разговорами. В знак благодарности за готовку.

— Ну, положим, одними разговорами ты не отделаешься. Твоя благодарность должна быть более ощутимой. — Хитро посмотрев на Веру и увидев, что она слегка зарделась, Андрей подмигнул. — Давай! Рассказывай!

— Мы уже бесконечно обсуждали, что все те неприятности, какие происходили с нами здесь во время отпуска, не случайны. Вот послушай… Только ты не отвлекайся и режь лук полукольцами, так в салате вкуснее, а то ты режешь, как для жарки… Впрочем, давай я сама. А ты сядь на табуретку и учись. Салаты — это моя стихия, я люблю, чтобы все было по-моему.

— Я сяду, но только ты продолжай.

— Продолжаю. Короче, сейчас мне вся картина событий видится так четко и ясно, словно тот, кто дергает за ниточки весь этот театр марионеток, стоит передо мной. Не хватает лишь отдернуть последний марлевый занавес, и я его… Не увижу, нет — я его и так вижу… А схвачу за руку и остановлю.