Татьяна Степанова - Демоны без ангелов

Но мотив, предложенный Жужиным, казался таким банальным – ограбление с убийством.

– Послушайте, а вы не проверяли наличие там, в салоне, следов крови…

– Я проверил, – перебил ее Сиваков. – Сразу, как машину стал осматривать, взял образцы, отправил в лабораторию для генетического анализа. Так вот: следов крови Марии Шелест в машине нет. Как бы тебе ни хотелось связать это все в единый клубок, факты против. Данные убийства между собой не связаны.

Катя пожала плечами. Но опыту великого Сивакова доверяли все, она в том числе. Ладно, пусть, раз так. Но внутри ее все равно что-то не отпускало.

– Остается совсем немного – найти убийцу и грабителя, – она села на стул, взяла чашку кофе, предложенную Сиваковым, и, достав из сумки распечатки плана местности, над которой только вчера парила в небесах, углубилась в топографию – где федеральное шоссе, по которому могли ехать жертвы, где Ордынский лес и где… Гнилой пруд.

На карте все выглядело и близким, и далеким, Катя скверно разбиралась в масштабе.

Но что-то определенно не складывалось. Они до сих пор не знали самого важного – мест, где произошли эти убийства. А без этого все снова рассыпалось в прах.

Ночь, которую Катя мирно проспала в номере гостиницы, мать Марии Шелест, Галина Григорьевна, провела без сна.

За ужином муж Филипп пил водку. Галина знала, что все это из-за нового вызова в прокуратуру. Следовало бы отнять бутылку и запереть ее в буфете, но она не могла. Свекровь Мария Степановна попыталась было скрипуче выговорить сыну, но он лишь зыркнул на нее, и она умолкла.

Потом все молча смотрели телевизор до самого позднего часа. Около полуночи свекровь, держась за стенки и опираясь на палку, отправилась к себе. Галина тоже ушла в спальню, разделась, ждала, что муж придет, ляжет. Но он поднялся наверх в мастерскую. Порой он устраивался спать там, на ветхом диване.

Тикали часы у изголовья, ветер шумел в саду, и луна, словно сосуд, наполненный пеплом, маячила на траурном фоне небес.

Потом в темноте запел комар.

И вдруг накатила волна жаркого удушья.

Галина откинула одеяло и села в постели. Она поняла вдруг, что заснуть в эту ночь ей не дано.

За порогом спальни – ночной мир, где все домашние предметы внезапно утратили и свое назначение, и свой смысл, и свою ценность, обернувшись смутными тенями.

Например, желтая ковровая дорожка с узором, привезенная когда-то из Баку. Она сейчас в лунном свете так похожа на каменистую тропу. Старый шкаф – на скалу, ножки стульев – на корни деревьев.

Галина встала с постели, накинула халат и, стараясь ступать неслышно, двинулась вперед. Нет, не как лунатик, она прежде никогда не ходила во сне. Но что-то словно звало ее сейчас из темноты, манило за собой, как недобрый колдовской огонек.

Возле буфета на кухне она задержалась, открыла ящик со столовыми принадлежностями, сунула что-то в карман халата.

Терраса предстала в лунном свете неведомой долиной, стены – склонами гор.

Да не убоюсь пройти я долиной смертной тени…

На столе – чайник, сахарница, посуда, которую она не успела убрать. Но сейчас все призрачно, белые чашки и блюдца как скорлупа странных яиц, из которых уже успели вылупиться странные существа.

Они расползлись по долине, укрылись в тайных норах и ждали ее.

Да не убоюсь…

И только лестница не обернулась ничем иным и не потеряла своего назначения ночью в лунном свете.

Галина крадучись начала подниматься на второй этаж. Она остановилась перед дверями мастерской, слушая мужнин храп.

Рука ее скользнула в карман халата. Храп оборвался.

Она повернулась к другим дверям.

Вся ее жизнь за эти месяцы промелькнула перед глазами – тьма, ужас, кладбище, отчаяние, безысходность. А потом снова – кухня, эта вечная кухня, банки с огурцами и помидорами, синий огонек конфорок газовой плиты, круглый стол под абажуром на террасе, звон тарелок, аромат борща и жаркого, грядки в огороде.

Живя посреди долины смерти, она разводила огурцы и кабачки, сооружала парник, поливала огород на закате и собирала урожай днем.

Потеряв любимую дочь, она – мать – жила.

Жизнь продолжается.

Галина медленно открыла дверь в комнату Маши. Нашарила на стене выключатель. Загорелся потолочный светильник, но тускло – накал ночью слабый, а может, дело в проводке.

Луна заглядывала в большое окно, электрический свет не смутил ее, она лишь еще больше стала похожа на сосуд, на серебряную урну с прахом.