Татьяна Степанова - Демоны без ангелов

– И что, он из мафии, из организованной преступности?

– Вовсе нет, он не судим. Он сын Марка Галича, основателя холдинга, молодой парень, – лейтенант, сам еще не старый, хмыкнул. – Но есть одна интересная деталь. Мальчишкой он проходил свидетелем по делу об убийстве своего брата Бориса Галича. В возрасте двенадцати лет, в конце девяностых. А брату его было четырнадцать, дело вела Москва, так как паренька убили в Измайловском парке. Дело – висяк, убийц так и не нашли, младший Владимир отделался телесными повреждениями – судя по всему, хулиганство, убийство в драке.

– Тогда ясно, почему его фирма на церковь жертвует. В память брата, молиться за упокой, – сказала Катя.

А сама подумала: и там тоже драка, как «майский инцидент» у кофейни.

– У тебя там Интернет есть? – спросил Должиков. – Диктуй адрес почты, я материалы и подборку статей тебе сейчас скину.

Шуше Финдеевой приходилось туго. Ей было стыдно за то, что произошло в танцевальном классе. За свое поведение, за то, что она посмела себе позволить.

С ним.

В ушах так и звучал голос матери: твое безобразное поведение причина всему.

Мать ничего не говорила, она вообще ни о чем не подозревала. Но голос, ее голос в ушах Шуши звучал как похоронный набат.

И два последующих за событиями в танцевальном классе дня стали худшими, горчайшими в жизни Шуши.

Она вся горела внутри, но руки ее были как лед. Она не ездила в Москву, на Арбат. Она пряталась в своей комнате наверху. Ходила из угла в угол как зверь в клетке, падала на кровать, вспоминая. Кусала подушку: только не реветь…

Родители ничего не замечали. Матери она соврала, что занятия отменили. И мать, Оксана Финдеева, поглощенная заботами о сестре Женьке, странно задумчивая и отрешенная, словно решавшая и для себя какую-то проблему в эти дни, приняла ее ложь на веру. Отец вообще никак не реагировал, он уезжал рано, возвращался домой поздно.

Состояние Шуши заметила лишь домработница. Шуша слышала, как та сообщила на кухне няньке: «Девка-то ничего не жрет второй день. Словно иголку проглотила».

Впервые за всю свою жизнь Шуше хотелось бежать из дома и больше не возвращаться. Но пойти не к кому. Никогда еще она не ощущала такую пустоту внутри и вокруг себя.

А потом случилось это. Утром в субботу она стояла под горячими струями душа в ванной. И мобильный в кармане халата, брошенного на пол, зазвонил.

Ей не хотелось нагибаться, искать. Но телефон настойчиво звал. Мокрыми руками она нашарила его в складках халата, вырубила воду и…

– Доброе утро, я тебя разбудил?

Принц Фортинбрас. Эдуард Цыпин. ОН…

В эту минуту Шуша чуть не умерла.

От ужаса.

От радости.

От счастья.

– Нет, я давно встала.

– Ранняя пташка? К двенадцати успеешь собраться?

– Куда? То есть да, да!

– Хочешь, я за тобой прямо домой заеду, где ты живешь?

– Далеко, за городом, нет, лучше встретимся у метро.

Было отчего-то нестерпимо представить, что он… ее божество… сиятельный принц Фортинбрас, приедет сюда и увидит. Нет, дом у них славный, такого нечего стыдиться, обеспеченный дом. Но все эти любопытные взгляды – матери, няньки, домработницы. И главное – ужасная сумасшедшая сестра. Ее крики, доносящиеся из детской, словно из обезьянника.

– У какого метро? – усмехнулся он.

– «Пушкинская», у меня там прямая ветка.

– В двенадцать, в полдень.

Шуша сползла по кафельной стене в ванну. В полдень, кто назначает свидания в полдень?

Ответ: принц Фортинбрас.

Она чуть не умерла во второй раз, когда, выскочив из метро на Пушкинской площади без четверти двенадцать (как ни старалась тянуть время, приехала раньше), увидела его.

Эдуард Цыпин, в потертых джинсах, в бежевой футболке, стоял у самой кромки тротуара. Он не купил ей цветов, на это она и не рассчитывала. В своих «линялых», как сказала бы подружка Наташка, «тряпках» он казался красавцем.

Ослепительным красавцем. Шуша поражалась, как все женщины вокруг на площади не столбенеют, не падают в обморок от восхищения при виде его.

Шея…

Плечи…

Накачанный торс…

Женщины бежали мимо, цокая каблуками по плитке тротуара, словно козы копытами. И никто, никто из них не оглянулся, не обомлел.

– Привет, я раньше приехал. Классно выглядишь, – Эдуард Цыпин подошел к ней, окинул взглядом. – Ты такая красивая, Шуша.

– Нет. Эдик, это вы…

– Мы же на «ты» перешли, – он возвышался над ней. – Смешная ты. Я тебе раньше хотел позвонить.