Чингиз Абдуллаев - Равновесие страха

– Без согласия министра нельзя, – тихо напомнил Белобородов. – Мы не в игрушки играем, Петр. Это очень серьезные обвинения. Если не сумеем доказать, то Егикян подаст на нас в суд. Я уже не говорю, какая реакция будет в прокуратуре и в нашем министерстве. Нас просто перестанут уважать.

– Чего ты опасаешься? – не понял Головко. – Можешь в любом случае все свалить на меня. Ты пойми: обнаружить информатора Ваганова нам сейчас гораздо важнее, чем все его поставки в ближайшие годы. Мы не сможем ничего делать, пока не обезвредим предателя.

– Хорошо, – Белобородов поднял трубку, позвонил в приемную министра внутренних дел и сказал, что просит министра его принять.

Через минуту ему перезвонили и сообщили, что прием состоится сегодня вечером в восемь тридцать.

– Ты должен рассказать ему обо всем, – взволнованно произнес Головко, – не забудь, как это важно.

– Представляю его лицо, когда я начну обвинять Гамлета Вазгеновича, – вздохнул Белобородов. – Между прочим, я знаю Егикяна уже десять лет. Он, конечно, не ангел, но такое... Никогда бы не поверил. Он человек дотошный, пунктуальный, аккуратист. А тут информатор бандитов. Время поганое, не знаешь, кому верить.

В половине восьмого генерал ушел из кабинета. На часах было около восьми, когда у Головко зазвонил телефон. Он посмотрел на мобильник. Странно, что звонят по этому номеру. Ведь никто, кроме... Неужели Таир?

– Что случилось? – спросил он, отвечая на звонок. – Почему ты мне звонишь по этому телефону?

– Я сейчас один, – сообщил Бицуев, – моя хозяйка вышла в магазин. Меня перевезли на какую-то квартиру.

– Адрес знаешь?

– Пока нет. Но я звоню не поэтому. Когда меня сюда привезли, позвонил наш дядя, – так они называли Ваганова, – и сказал, что меня должны арестовать.

– Да, правильно. Завтра. Мы так и думали...

– Нет, не завтра. Он назвал другой день, – возразил Таир.

– Какой? – упавшим голосом спросил Головко.

Таир назвал день.

– Когда узнаю точный адрес, позвоню, – пообещал он, отключая связь.

Головко с ужасом посмотрел на часы. Пять минут девятого. Он лихорадочно начал набирать номер мобильного телефона Белобородова. «Только бы он не успел отключить свой телефон», – шептал подполковник. Было понятно, что входивший к министру генерал должен отключить свой мобильный. Но до приема оставалось еще двадцать пять минут. Телефон был отключен. Головко поднял трубку служебного и попросил соединить его с приемной, где должен был находиться генерал Белобородов. Наконец его соединили с дежурным офицером, а тот уже передал трубку генералу.

– Что случилось? – спросил Белобородов.

– Юра, мы все перепутали, – упавшим голосом произнес Головко, – это не Егикян.

– Откуда ты знаешь? Что произошло?

– Сейчас позвонил Таир. В разговоре с ним Ваганов назвал дату, когда Таира должны были арестовать.

Он сообщил о разговоре и услышал тяжелое дыхание Белобородова.

– Что будешь делать? – спросил Головко.

– Все равно зайду к министру. Нужно докладывать, другого выхода нет. Но он потребует доказательств.

– Завтра, – сказал Головко не очень уверенным голосом, – завтра мы дадим ему доказательства.

Он положил трубку и закрыл глаза. Хорошо, что они успели. Но если завтра они опять промахнутся, то... об этом лучше не думать. Завтра утром они все узнают.

Нужно было видеть лицо Ильи Глебовича, когда он сообщил мне о смерти Ирины. У меня внутри как будто все оборвалось.

– Кто мог это сделать? – спросил я.

Губы у меня были такие, словно их заморозили. И боль, такая боль. Неужели я больше никогда ее не увижу?

– Пока ничего не известно, – сообщил Маляров, – следователи проверяют отпечатки пальцев.

– Вы же сказали, что там дежурит охранник Хаусмана, – вспомнил я.

– Так нам и передали, – ответил Маляров, – но пока я больше ничего не знаю. Давайте договоримся так, Ринат. Вы сейчас поедете домой и будете там спокойно ждать, пока мы не разберемся.

Впервые за много лет он назвал меня настоящим именем. Наверно, потрясен не меньше моего и понимает, как на меня может подействовать смерть Ирины. Я благодарен ему за такое понимание. Он продолжает говорить, и я слышу его слова будто сквозь вату.

– Только очень вас прошу – никакой самодеятельности. Договорились? Поезжайте домой и успокойтесь. Вам ни в коем случае нельзя появляться в больнице или еще где-нибудь. Не забывайте о том, что вас пытались убить. Ваганов не простит вам Бицуева. Поэтому я вас очень прошу: никаких импровизаций. Только домой, иначе мы просто не сможем вас защитить.