Теперь посол с тоской вспоминал софистические беседы с Магуайром и Кроу. Какими бы выматывающими ни были их встречи, священники оставались вдалеке от активных действий, когда еще была надежда получить отчет дипломатическим путем. О, как Чековский мечтал бросить бумаги в огонь, едва те окажутся у него в руках! Вне зависимости от того, будут ли в них затронуты его личные страхи.
Слизнув сливки с капучино, Чековский промокнул губы до неприличия маленькой бумажной салфеткой. Приблизился официант, смотря на себя в зеркало, и положил на столик conto. [127] Счет (ит.).
Второй он небрежно бросил Пувуару. Официант — козел, козел вдвойне благодаря зеркалу. Чековский отодвинул стул, ножки противно заскрипели по полу. Но не встал.
Маленький толстый священник за столиком у входа старательно притворялся, что не замечает Чековского. А может быть, Пувуара? Посол украдкой взглянул на отражение в зеркале. Разумеется, ему приходило в голову, что маленький сотрудник архива переметнулся на другую сторону и теперь работает с Родригесом и службой безопасности Ватикана. Как бы сильно ни хотел Чековский заполучить отчеты о покушении и уничтожить их, стремление Ватикана вернуть документы Фатимы было обусловлено более важными соображениями. Неужели кто-то верит, что, если собрать самых горластых имамов и предъявить им оба документа, фальшивку и подлинник, уличные беспорядки разом прекратятся? Что ж, самодовольно подумал Чековский, он получит оба документа.
— Что за него дадут? — спросил посол Пувуара.
— Что пожелаете.
— Но документ исчез.
— Думаю, Родригес сможет его найти.
Конечно. Наконец Чековский встал, не обращая внимания на свое отражение в зеркале. Когда-то в советской дипломатии тучность была признаком высокого положения. Чековского не могла не злить вся эта пустая шумиха, поднимаемая на Западе против лишнего веса.
Посол расплатился по счету и вышел, даже не взглянув на маленького толстяка у входа. Он ощутил мимолетное родство душ, когда излишне упитанный священник величественной поступью направился к своей машине.
IV
«И чего он добивается?»
Жан Жак Трепанье показал епископу Катене ксерокопию, за которую выложил кругленькую сумму, и тот внимательно ее изучил. Достав книгу, Катена сравнил почерк с факсимиле письма сестры Лусии.
— Неотличимы, — пробормотал он.
Подняв взгляд, Катена посмотрел на Трепанье.
— Я имею в виду почерк, но не владение португальским.
— То есть?
— Использовала бы сестра Лусия слово desagravar? [128] Репарация (порт.).
— Ну, как видите, она его использовала.
Их первая встреча началась со словесного поединка, в ходе которого каждый стремился доказать свое превосходство в вопросах, касающихся обоих. Джей не мог молчать, когда кто-то ставил под сомнение его звание непревзойденного специалиста во всем, что касалось сестры Лусии. Разве не выучил он португальский только для того, чтобы прочитать ее воспоминания в оригинале? Катена оглядел Трепанье так же внимательно, как до того изучил ксерокопию.
— А кто такой этот Габриэль Фауст? — спросил епископ.
Трепанье рассказал все, что знал об искусствоведе сам.
— Похоже, он исчез, — закончил он.
— С наживой.
Трепанье вовсе не желал обсуждать, как его обвели вокруг пальца. Он приехал в Рим не для того, чтобы выслушивать снисходительные разглагольствования Катены. Джей рассказал заклятому врагу про Винсента Трэгера.
— Думаю, он работает на Игнатия Ханнана, — сказал Трепанье.
— И чего добивается?
Трепанье представил Катене словесный портрет эксцентричного миллиардера, который заново обрел религию и вознамерился потратить все состояние на службу вере. Катена одобрительно кивнул, услышав рассказ про копию лурдского грота на территории «Эмпедокла». Трепанье сообщил и о планах Ханнана основать фонд «Приют грешников».
— На должность директора он пригласил Габриэля Фауста. — В этих словах прозвучал непрошеный сарказм.
— И тот исчез?
— С миллионами Ханнана и моими деньгами, — заерзал Трепанье.
— Вы могли бы убедить мистера Ханнана поддержать вас в ваших усилиях!
— Он предложил объединить усилия!
Усмешка Катены вывела Трепанье из себя. Он подался вперед. Сейчас нужно было объединить усилия с братством Пия IX. У Катены есть связи в Риме, в Ватикане. Определенно, он понимает, какие перед ними открываются возможности.
— Возможности?
Трепанье разложил все по полочкам. Документ, который они так жаждали заполучить, по-прежнему в их досягаемости. Неужели Катена не видит значимость того, что он ему сказал? Папка в руках Анатолия, таинственного русского. Можно сказать, она находится в общем пользовании, неподвластная больше тем, кто из корыстных побуждений замолчал третью тайну. Разумеется, Катене не нужно объяснять, что так называемое опубликование третьей тайны Ратцингером в 2000 году на самом деле — лишь уловка, призванная загасить интерес к тому, что так и не было обнародовано.
Читать дальше