Антон Французов - Нешкольный дневник

Я не хочу лезть в мутные размышления. Все равно ничего не выдою из своих мыслей, ничего нового в смысле. Да и так все понятно. Понятно, что ничего непонятно. Я это особенно ярко почувствовал, когда писанину Ромы Светлова прочитал. Не вызывает у меня этот тип симпатии, откровенно не вызывает. Умный, конечно, гаденыш, умеет на сочувствие бить. Но никакие его словесные выверты не помогают. Может, и хотел бы он оправдать себя, да не получается. И <���на этом заметки капитана Никифорова завершаются>

Послесловие от издателя

Был в гостях у капитана Никифорова. Он пригласил туда и несносного господина Соловьева, своего старого знакомого, благодаря которому помещен здесь текст Романа Светлова. Соловьев явился в приподнятом настроении. Как обычно. Кроме него и меня плюс хозяин дома за столом присутствовали также жена капитана Вероника и его дочь — Ирина. Обе милы и выглядят скорее как сестры, чем как мать и дочь. Правда, они обе вскоре ушли, и тогда мы заговорили о том, о чем в присутствии этих дам говорить не могли. О тексте будущей книги. Я спросил у Соловьева, как выглядел парень, который продал ему ноутбук и не думает ли Соловьев, что это и был Роман Светлов? Ведь тот собирался вернуться в Россию. Соловьев только пожал плечами, а потом сказал:

— Тут вот какая странность. Мне два раза звонили вчера и молчали в трубку. Прямо как в файле. Забавно.

Мы выпили за удачу и разошлись по домам. Дома я сел писать предисловие, и вот это послесловие для уже подготовленного в печать текста. В голову назойливо лезли противоречивые, спутанные мысли, беседа с Никифоровым и Соловьевым неожиданно накрутила меня, и теперь дома я нервно курил и пил кофе с коньяком. Для меня все события, описанные выше, оставались все-таки достаточно условными, несмотря на яркость и живость их описания. Можно было представить себе, что ничего этого и не было, что вся жуть, данная в текстах Кати и Романа, просто выдумана чьим-то изощренным воображением, а капитан Никифоров для вящей правдоподобности прошелся по ней критическим пером. Этакий Белинский Виссарион Григорьевич в ментовских капитанских погонах, подавшийся потом в полицию нравов. Нет, конечно, я не думал так, но почему не представить и такой вариант? Особенно если учесть, что речь вдет о людях, которые практически все уже мертвы — Л<���атя, Хомяк, Мефодий, майор Каргин, другие… В нить размышлений вплелся телефонный звонок, я мельком взглянул на часы, упрямо указывающие на час ночи, и снял трубку:

— Да, слушаю. Слушаю, говорите!

В трубке молчали.

Я швырнул ее на аппарат и взялся за прерванную работу — а потом вдруг подумалось, что где-то там, на другом конце связи, сидит человек и держит в руке умершую телефонную трубку, испускающую короткие гудки. И почему-то стало холодно.

Антон Владимиров, издатель