Антон Французов - Нешкольный дневник

Документы с Катиным делом подняли. Сначала, собственно, никто из моих новых коллег по полиции нравов толком и не понимал, что я ее жалею. Да, застрелил. А шеф, майор Голубцов, сказал:

— У тебя, кажется, по этой Кате легкий бзик. Я даже немного ревную, хотя это и не мое дело. Только, насколько я понимаю, она уж больно мрачно смотрит на все. Она сейчас жива?

— Нет, — сказал я.

— Я почему-то так и подумал. Она по наркоте загонялась, да? Так не надо это. Сама накуролесила. Особенно эта жуткая история с ее родным братом меня убила. Но и хуже бывает.

— Бывает, — механически сказал я.

— Она, верно, слишком загонялась по жизни. Горе от ума. Бывает такое. Не знаю… а по мне, так если обо всем думать, так можно и с ума сойти. Я на своем веку всякое встречал.

И еще. У нас в каталоге одна девчонка есть, Лида зовут, имя такое старомодное, зато Лида — задорная. И вот с ней пять лет назад произошла жуткая история. История в принципе и сейчас продолжается, но только… по-другому, и свыклась она, Лида, что все вот так.

У Лиды, есть папа. Счастливый родитель, ничего не скажешь. Он до Лидкиного пятнадцатилетия вообще и не вспоминал, что у него дочь есть. Папу зовут Алексей Васильевич, сокращенно — АлеВас. Это так, за глаза. Так вот, пять лет назад Алексей Васи-льич очутился в больнице на обследовании, он думал, что у него киста. А оказалось, что у него вовсе не киста никакая, а злокачественная опухоль. Причем злокачественнее некуда, врач сказал Алексею Васильевичу, что у него есть два варианта: бесплатный и платный. Бесплатный — это когда Алексей Васильевич продолжает вести прежний образ жизни. Лежит на диване, прикладывается к бутылочке, живет на непостоянный, случайный заработок. Такой образ жизни он может вести где-то полгода, а потом преспокойно загнется от своей опухоли. Если же этот вариант не устраивает, а он не устраивает! — то есть другой вариант. Платный. Опухоль нужно вырезать. Таких операций в Саратове не делают, нужно ехать в Москву или того хуже — в Германию, где опухоль вырежут, и можно жить дальше. Только на всю эту музыку нужно четыре тысячи баксов. Четыре тысячи баксов и кандидат наук, в институте на полставки преподающий, — это две вещи несовместные, как сказал писатель. Понятно, что у Алексея Васильевича таких бабок не было, да и частный дом, где он жил, вряд ли таких денег стоил. Так что даже если бы он продал все, что у него было, то и в этом случае не набрал бы спасительной суммы. АлеВас задумался. Для стимуляции мыслей пошел по привычному для любого русского мужика пути: купил бутылку водки и стал ее распивать в гордом одиночестве. Затраты на водку окупились, потому что мысль к нему пришла. Да такая, что самому жутко стало. Сначала. Мысль базировалась на следующем: в свое время АлеВас лихо гусарил, менял девчонок как перчатки, наверно, неоднократно становился отцом. Впрочем, отцовских чувств он никогда не испытывал, потому как ни одного своего ребенка ни разу и не видел. Если не считать фото его новорожденной дочери, которое прислала ему в письме одна из его случайных подруг, женщина из сельской местности. Алексей Васильевич ту женщину вообще не помнил — начисто, но письмо разыскал. С обратным адресом. И сам написал письмо.

Мать Лидки его получила и сказала Лидке: «Вот, папашка твой залетный, гастролер, объявился. Письмо накропал. В гости зовет. Говорит, погостить чтоб у него на летних каникулах — это насчет тебя он. Хочет с тобой познакомиться, дескать, отцовские чувства проснулись. А что? Поезжай. На летние каникулы. Все ж город, а не наша деревня, где одни болваны ошиваются. Нечего тут все лето ошиваться, тут ничего не поймаешь, еще чего залетишь». И еще сказала: «Пишет, здоровье у него никакое. Конечно, будет здоровье, если он в молодости закладывал будь здоров. Я его трезвым никогда в жизни и не видела даже. И тебя по пьяни склепал. Так что, не приведи что, а жилплощадь городская, может…»

Лидка потом говорила, что их с матерью за эти слова и мысли сходные Бог наказал. Какой там Бог — просто обычный расклад нашего сучьего времени! Ну ладно. Приехала Лидка в город к папаше. Тот ей понравился. Нормальный мужик, дескать, симпатичный даже, и выглядит не потасканно, не то что деревенские, которых половина к сорока годам уже и беззубые, и морщинистые, и вообще в предпоследнем градусе алкогольной лихорадки, как говорится. А папа у Лидки славный. Интеллигентный, кандидат философских наук даже. Он, кандидат наук, так улыбался, так радовался приезду Лидкиному, она подумала, что вот оно, счастье, — городской папа с жилплощадью объявился! Он даже вручил ей карту города с обведенными кружочком достопримечательностями, сказал, что сам не очень хорошо себя чувствует, но она, Лида, девочка бойкая, сама разберется, что к чему и где. Хотя, конечно, Саратов — город большой, особенно для деревенской девушки, глаза разбегаются. Лидка от папы получила денег немного, да и пошла. Она даже радовалась, что папа у нее такой заботливый и предупредительный. Что с ней не пошел: она же надеялась с городским мальчиком познакомиться, а папа тут явно лишний.