Элмор Леонард: Ромовый пунш

— Ладно, не хочешь, значит, не хочешь, — устало сказал Макс. — Можешь и дальше торчать здесь в компании своей шлюхи и «Фольсвагена». — Он направился к двери.

— Ей, стой, — Орделл снова наставил на него пистолет, и Макс остановился. — Сядь на диван. — Он заметил, как брезгливо посмотрел Макс на замызганные подушки. — Делай, как тебе говорят, садись. Там сухо, моя подружка уже пару дней там не блевала. Вот так-то. А теперь говори, где мои деньги.

— У меня в конторе, — ответил Макс.

— А Джеки где?

— Она тоже там с самого четверга.

— Если она так хотела увидеться со мной, то почему же тогда она не пошла домой?

— Она боялась.

— Хотел бы я на это посмотреть.

— Она до сих пор очень испугана. Ей не хочется оказаться застреленной прежде, чем она успеет рассказать тебе все о том, что случилось.

— Скажи, чтобы везла деньги сюда.

— Все в сейфе. Она не сможет его открыть.

— Позвони ей, скажи код.

— Она никуда не выйдет оттуда до тех пор, пока деньги не будут у тебя, и пока ты не исчезнешь отсюда. Я предупреждаю тебе об этом заранее.

— Ты что, думаешь, что я сам попрусь туда?

— Если бы я собирался сдать тебя полицейским, — сказал Макс в ответ, — они бы уже давно тебя тут повязали. Она знает, что если тебя арестуют, то ты заявишь на нее, как на сообщницу. Этого она боится больше всего.

— И ведь именно поэтому она собирается вернуть мне мои денежки, а? А Мелани здесь не при чем. Вообще-то, я сам ей тоже не доверял, но я по крайней мере знал, как с ней обращаться. — Орделл снова подошел к окну. — Она была моей грудастой телкой. — За окном к тому времени стало совсем темно, на улице было тихо. — Я сказал Луису: «Дружище, ну зачем ты так... Просто двинул бы ей по зубам.» — Так, значит, Джеки хочет получить свою долю?

— Пятьдесят штук.

— А как насчет тех денег, что она требовала с меня на тот случай, если её посадят.

— Ее дело прекращено.

— Ах да, а я и забыл совсем. Ладно, я выдам ей пятьдесят тысяч помеченными денежками, коль скоро она все равно позволила им это сделать, и она отдаст мне мои деньги. Так значит, у тебя в конторе, а?

— Она сейчас там.

— А как же этот твой Уинстон?

— Его нет. Он уехал в тюрьму по работе.

— Я позвоню к тебе в контору, и будет лучше, если трубку снимет она сама, а не кто-нибудь еще.

Вынув из кармана рубашки визитную карточку Макса и снова взглянув на нее, Орделл перешел к телефону, стоявшему на полу, рядом со стулом, на сидении которого лежал прозрачный полиэтиленовый пакет. Этот стул не вызывал у него ничего кроме непреодолимого чувства брезгливости, его сидение было перепачкано чем-то липким. Ему было необходимо поскорее выбраться отсюда. Переодеться в свою привычную одежду. Привести в порядок волосы, ибо хвостик на затылке уже порядком растрепался от того, что он слишком часто нервно теребил его. Ему нужна была его машина. Он мог бы снять номер с «Фольксвагена» и повесить его на свой «Мерседес». Заехали бы по дороге... Или уговорить Джеки забрать его прямо сейчас, тем более чето ключ лежит под передним сидением, чтобы она пригнала бы его к конторе Макса, чтобы уж решительно все было готово. Если только на него ещё никто не позарился и не угнал. А там уж остается только закинуть денежки в багажник и — полный вперед! Закинуть все деньги в багажник. Полмиллиона и ещё пятьдесят тысяч помеченными банкнотами. И только они его и видели.

Положив пистолет на колени, Орделл снял трубку и набрал номер. Он немного подождал, а затем широко улыбнулся, сказав:

— Привет, детка, как дела? Ты знаешь, кто я?

Глядя на отношения Ферона с его женой Черил, на то, как ворковали они, когда она приходила навестить его в больнице, Николет вдруг ощутил потребность увидеться со своей бывшей женой, Анитой. Вообще-то ему это казалось по крайней мере странно, потому что он всегда снисходительно относился к тому, как Ферон и Черил разговаривают между собой, считая это не более, чем глупой блажью. Привет, дорогая. Как ты себя чувствуешь, дорогой? Не плохо, дорогая. Друг для друга они были просто «дорогими», и все тут. Подобно тому, как все дети называют своих отцов «папами» или «папочками». Николет никак не мог представить себя как одним из этой безымянной толпы. И все же почти каждый раз, когда он видел, как обнимаются и милуются Ферон и Черин, он вспоминал об Аните и подумывал о том, что было бы не плохо пригласить её как-нибудь отобедать вместе. Он бы сказал ей: «И что ты думаешь делать дальше, дорогая?» — и смотрел бы на то, как она сдвинула бы свои черные брови, серьезно разглядывая его. Черил была домохозяйкой, а Анита работала рентгенолаборанткой в больнице. Они даже как-то раз встретились, когда он приходил сюда на медосмотр. Она поставила ему бариевую клизму, и тогда он спросил, каким образом ей удалось найти себе такую работу, на которой приходится целыми днями заливать в чужие задницы это белое дерьмо. На что Анита ответила ему, что наверное ей просто повезло. Они никогда не называли друг друга «дорогой» или «дорогая», и никогда заранее не знали, что будет на обед, потому что оба работали. К тому же он все ещё не терял надежду на то, что в конце концов ему удастся затащить в постель Джеки. Все к тому и шло. Но Анита все равно не шла у него из головы. С тех пор как Ферон попал в больницу, он стал довольно часто видеться с ней. И в конце концов именно этим вечером Анита разрешила ему прийти в гости.