Анатолий Афанасьев: Зона номер три

— Закуси, вот лимончик, — Гурко пододвинул тарелку.

— Не хочу.

— А ты компанейский человек, — одобрил Гурко. — Все у тебя выходит как-то весело.

— Тебе компания нужна или дырка?

— Компания, — признался Гурко. — Последнее время заработался, поговорить не с кем было.

Ожидал проявления хоть какого-то любопытства, но не дождался. Девушка тупо уставилась на свои коленки, будто впервые их увидела. Тогда решил сам немного поведать о себе.

— По профессии я социолог, но кому это сейчас нужно, верно? Вот и приходится пахать на разных дядей. А платят шиш. Во всем себе отказываешь, чтобы подкопить на телку. И то выходит не чаще, чем раз в полгода. Тебе интересно, что я рассказываю?

Девушка самостоятельно наполнила рюмку и выпила с еще большим отвращением, чем первую.

— Тоже, понимаешь, — продолжал Гурко, — мечтал стать рэкетиром или сутенером, но видно, способностей не хватает. Остается завидовать. Надо было раньше родиться. Прежде все было по-другому. Мужчины шли в физики, в хирурги. Это было престижно. Девочки поступали в педагогический институт. Мальчишки играли в космонавтов. Смешно, да? Но все же что-то в этом было романтическое, согласись.

— Не люблю умненьких, — сказала Зина. — У них всегда яд на языке.

Видя, что добрый разговор не клеится, Гурко извинился и пошел принять душ. Стоя голяком перед зеркалом, думал о том, что завтра, вероятно, ему будет стыдно. Но винил за это генерала Самуилова, который вывел его из душевного равновесия.

— Кто ты такой, Олег? — спросил он себя в зеркале. — Примитивное животное? Взбесившийся самец, застоявшийся в стойле? Так пойди оседлай залетную кобылку — и успокойся наконец!

Пока его не было, проститутка Зина ополовинила коньяк, но не выглядела пьяной. Правда, голос у нее перестал ломаться и фразу: «Ну что, раздеваться?» — она произнесла приятным басом.

Кутаясь в халат, Гурко уселся напротив, плеснул себе в рюмку. Глядел ей в глаза, и она выдержала его взгляд. У нее было простое нежное личико с детскими очертаниями скул.

— Это верно, что ты дочь профессора? Вспыхнула, затрепетали ресницы.

— Кто тебе сказал?

— Твой сутенер, кто же еще.

— Давай так, парень. Я на работе. Я товар, ты покупатель. Бери, за что уплачено, но в душу не лезь. Договорились?

— Проститутка не должна быть такой гордячкой, — возразил Гурко. — Это отпугивает клиента.

— Ты чего добиваешься? Я же вижу, ты не просто так меня снял.

Если она действительно это видела, то это прокол.

Не дождавшись ответа, девушка демонстративно начала готовиться к работе. Стянула рубашку, вылезла из юбки, но суетилась больше, чем надо. Бросала на него уничтожающие взгляды. Осталась в крохотных бежевых трусиках.

— Хороша, спору нет, — оценил Гурко. — Но я так не могу.

— Как не можешь? Зачем же бабки платил?

Голая, плюхнулась обратно в кресло, схватила бутылку и глотнула прямо из горлышка.

— Тебя что-то беспокоит? — мягко спросил Гурко. — Или ты в меня влюбилась?

Хихикнула, прикрыла рот ладошкой, словно поймав себя на чем-то неприличном. Был контакт, был, но какой-то неопределенный.

— Для меня женщина — это святое, — с горечью объяснил проститутке. — Не ты одна, надо мной многие смеются. Глупо, несовременно, я понимаю, но что поделаешь с натурой. Когда вижу красивую женщину, хочется читать стихи. И не только красивую. Я практически на любую женщину очень остро реагирую.

— Ну и дурак, если так, — сказала Зина. — Женщина — это просто говорящая отбивная. У нее же нет души. Почитай Коран. Там все сказано.

— Коран я читал. Ничего в нем не понял.

— Хуже женщины только мужчина.

— Тут полностью согласен. Я иногда смотрю на себя в зеркало и не выдерживаю, плюю.

Улыбнулась нормальной улыбкой и — по глазам мелькнуло — устыдилась своей наготы. Он все же нашел верный тон — серьезного оробевшего дебила. Взял с дивана плед, подошел и укутал ее плечи.

— Давай будем так, — предложил, — как будто ты в гости пришла.

— Хорошо, — потянулась к сигаретам. — Только все равно я тебе не верю. Ты ненастоящий. Ты прикидываешься. У тебя слишком умные глаза. Кто ты, парень?

…Проститутки исчезали чаще других, но их никто не разыскивал. Как, впрочем, не разыскивали стариков, детей, пьяниц и прочих обитателей зачумленной территории бывшего Союза. Органы внутренних дел едва справлялись с регистрацией грабежей, изнасилований и убийств, готовя грустную летопись для грядущих поколений. Если исчезала проститутка, ее поминали товарки, да хмурый сутенер ставил в уме памятный жирный крестик против ее клички. Дорогие, фирменные девочки, из тех, кто по вызову, случалось, пропадали вместе с телохранителями, и тогда преуспевающий клерк из проституточной конторы, морщась, вычеркивал строчку из бухгалтерской ведомости. Потеря, конечно, была невелика. Чего другого, а этого товара хватало в избытке. Подрастающие поколения только и мечтали, как бы половчее продаться. Им достаточно было показать уголок зеленой купюры. Одурманенные видаками, накурившиеся травки, мыкались по городу стайки молодняка, готовые лечь хоть под трактор. Тусовались, напевали похабные песни, мутным взглядом выискивая хозяина. Если хозяин долго не появлялся, молодую рыночную поросль охватывала беспричинная ярость. Школьники и школьницы, сбившись в кодлу, набрасывались на первого попавшегося зазевавшегося прохожего и разрывали его в клочья. Скупой штрих на смеющемся лике победившей демократии.