Эдуард Кондратов - Без права на покой [Рассказы о милиции]

Один из актеров — высокий длинноволосый парень с юмором рассказывал о капустнике: разыграли актера, который решил писать воспоминания о Шаляпине. А видел его лишь мельком — Федор Иванович был в городе проездом.

Компания весело смеялась, а громче всех — Оля.

Другой актер, юркий, подвижный, забегая вперед, пытался завладеть вниманием:

— А вот у нас в Иркутске был капустник... Я там в ТЮЗе работал.

Но Оля внезапно оборвала смех и остановилась.

— Мне сюда, ребята. Привет.

— Я провожу тебя, — тотчас же придвинулся длинно­волосый.

— Нет, Сережа, зачем? Я тороплюсь. И в магазины еще надо забежать.

— Мне бы тоже надо... — не сдавался длинноволосый.

— Нет, как вам нравится такая самоотверженность? — Оля обернулась к актерам. — Он собирается покупать со мной всякие женские штучки. Ребята, это же будет неоценимый муж!

— А это как раз главное в его творческом портрете, — засмеялся один из компании.

— Напрасно не берешь, Оленька. Он по этой части — крупнейший специалист, — вторил ему другой.

— Сережа, сделаешь предложение — приму без разду­мий, — уверяла Оля.

— А подумать бы не мешало... — глубокомысленно изрек третий, — у него есть недостатки. Мало, но есть.

— Идите к черту! — беззлобно отругнулся незадачли­вый кандидат в провожатые и, пристально вглядевшись в лицо девушки, вдруг сказал: — Что-то ты больно резвишься, старуха.

— Мне сегодня положено, — сказала Оля. — Как- никак, репетирую первую настоящую роль.

Длинноволосый зло изрек:

— Во-первых, Фроська — роль далеко не настоящая, а во-вторых, ты и на этой завалишься...

— Ну, спасибо за поддержку. Ты всегда верил в меня, я знаю, — поблагодарила Оля.

— ...если, конечно, тебе не помогут друзья! — со значением закончил фразу длинноволосый.

Оля коротко кивнула.

— Намек поняла, Сережа. Учту.

Компания ушла в одну сторону, Оля — в другую.

И когда она завернула за угол, на пути у нее оказался Гена Фомин.

Она подошла спокойно, не задерживая шаг, изобрази­ла обязательную в таких случаях улыбку.

— Здравствуйте, Гена. Что привело вас в наши края? Тревожная милицейская служба?

Шутка у нее не вышла, усмешка лишь чуть обозначи­лась на губах. Оля не остановилась, и Геннадию пришлось, развернувшись, пойти с ней рядом.

— Я шел к вам, Оля.

— Увы, Гена, не смогу уделить вам ни минуты. Безумно занята.

— Я понимаю. И все-таки... Оленька, от нашего разговора очень многое зависит.

— Перед таким интригующим началом женщине устоять трудно... Я бы и не устояла, конечно, в другое время. Но у нас сегодня затянулась репетиция. И меня уже ждут, Гена.

— Если ждут, то подождут еще, — хмуро сказал Геннадий.

Она медленно покачала головой.

— И потом, боюсь, что вы ошибаетесь — от нашего разговора уже ничего не зависит.

— Нет, зависит! — упрямо повторил Фомин.

Оля взглянула на него с сочувственной улыбкой, пожала плечом.

— У вас железная аргументация. Хорошо, проводите меня немножко. И давайте без вступительных фраз.

— Оля, куда вы идете? — вдруг с неожиданной резкостью спросил Геннадий.

Она удивленно взметнула ресницы.

— Однако... С чего бы это вы решили задавать мне нескромные вопросы?

Геннадий слегка смутился, но выговорил твердо:

— Я прошу вас ответить.

— Так я вам не отвечу, — холодно сказала девушка.

Некоторое время они шли молча. Никогда в жизни Геннадию еще не приходилось начинать столь тяжелого разговора. Вчера вечером он с огромнейшим трудом выпросил у Хлебникова разрешение предупредить Олю об этом жучке — Орбелиани. Отлично понимая, что девушка может передать содержание разговора Георгию Георгие­вичу, даже не может, а почти наверняка передаст, чем тотчас же насторожит его, Хлебников категорически запретил Геннадию даже встречаться с Ольгой. Мало ли что Геннадию кажется... Ишь ты, запутывают! Что она, маленькая, не отвечает за. свои поступки?..

И потом, откуда он знает, что ее запутывают. А может быть, уже запутали, и он своим вмешательством только растревожит муравейник. Что он, с ума сошел! Это же служебная тайна... И вообще, какое ему, собственно, дело? Услышав признание Геннадия, помрачнел, выругался в сердцах — и разрешил поговорить с девушкой. «Но запомни, Геннадий, говори, что хочешь, убеждай, как знаешь, но никаких сведений об Орбелиани и о нашем интересе к нему. Иначе — долой из органов», — очень серьезно сказал Хлебников.

Внезапно Оля, что-то обдумав, повернула голову.

— Хорошо, Гена, — сказала она. — Может быть, так будет даже лучше. Извольте: я иду к Георгию Георгиевичу для решительного объяснения. Надеюсь, теперь вы не будете настаивать на разговоре?