Татьяна Полякова - Деньги для киллера

— Это я, что ли?

— А то…

— Пятно большое?

— А ты умеешь ставить маленькие?

— Ну, иногда.

Мы занялись пятном. Сонька успела рассказать еще пяток историй об однокласснике, но они не показались мне особенно полезными из-за срока давности. С пятном было покончено, и мы занялись корректировкой внешнего вида.

— Он, кстати, неровно дышал к блондинкам, слышь, белокурая бестия…

— Как же он с тобой оплошал?

— Я — это я, ты ж понимаешь… — Я понимала. — В общем, на девок он всегда заглядывался, боек был… С возрастом эта черта должна усилиться, я правильно выразилась?

— Правильно.

— Вот. Нам главное к нему подъехать, а там не я, так ты его сделаешь. В юности он был очень ничего.

— А кто из вас кого покинул? — спросила я, и Сонька задумалась.

— Черт его знает, годов-то сколько… Я хочу сказать, не вчера это было, разве вспомнишь?

— Да уж, не вчера, — согласилась я, — но лучше б ты вспомнила, а ну как он на тебя здоровенный зуб имеет.

— Да брось ты, старая любовь долго не забывается, вот увидишь, встретит как родных.

Мне очень хотелось поверить в это. Подготовка к встрече была закончена, но отправляться в клуб было еще рано, и я решила использовать это время для инструктажа.

— Ты поняла, что именно должна ему сказать?

— Поняла, что я, дура какая, что ли?

— Он может задать дополнительные вопросы.

— Как будто я не найду, что ответить.

— Это меня и беспокоит.

— Началось… Опять ты со своей национальной въедливостью…

— Слушай, племянница гиббона, для существа, чьи мозговые функции не превышают нулевой отметки, ты слишком разошлась. Если этот Рахматулин чего-то стоит, он из тебя махом все выжмет, и что тогда?

— Что?

— Как ты, убогая, ему объяснишь, зачем затеяла весь этот обман?

— А в самом деле, зачем?

— Я и сама не знаю. Но в любом случае, не стоит все выкладывать. Сонька сосредоточилась, а я, чтобы окончательно ее озадачить, процитировала:

— Знание — это ад, по которому гонят тех, кто позволил себе открыться.

— Да, умного-то человека и послушать приятно, — запечалилась Сонька. Только ведь я ничего не поняла.

— Может, оно я неплохо? — пожала я плечами. — Зачем тебе лишняя мудрость, еще скорбеть начнешь. А покойника про запас оставим, кое-кто совсем не уверен, что он покойник.

По лицу моей подружки промелькнула тень вдохновения.

— Голова у тебя… Может, ты скромничаешь, может, у тебя в предках большие люди ходили? Вот один, на мартышку похожий, очень любил такие фокусы.

— Господи, тебе-то откуда знать?

— Телевизор смотрю, окно в мир. Ладно.

Я все поняла: давай тренироваться, ты поспрашиваешь, я поотвечаю. Но все равно, ты не должна была меня оскорблять, высказываться о моем уме подобным образом и говорить, что я обезьяна.

— Гиббон. Как только встречусь с ним, извинюсь.

— Свинья, — равнодушно ответила Сонька, и мы занялись вопросами-ответами. Подружка потрясала разумностью ответов, я бы даже сказала, виртуозностью.

— Порядок, — сказала я, — можешь претендовать на работу в МОССАЦ.

— А что это?

— Еврейская разведка.

— Путевая или так себе?

— Лучшая в мире.

— Смотри, могем, — лучезарно улыбнулась Сонька, и мы разом взглянули на часы. — Пора? — спросила она.

— Пора, — кивнула я. На пару минут мы замерли возле зеркала. Сонька победно усмехнулась:

— Его песенка спета. Против нас он не потянет.

Вообще-то я была с ней согласна.

Мы вошли в бар. Посетителей было немного, в основном мужчины.

— Его здесь нет, — сообщила Сонька.

Я прошла к стойке и спросила бармена:

— Извините, Виктор Рахматулин здесь?

— А зачем он вам? — сурово спросил бармен и кашлянул. Благодаря моей открытой внешности мужчины, как правило, стесняются мне грубить.

— У меня к нему дело. Он здесь?

— Нет, — покачал он головой, — но скоро приедет. Налить вам что-нибудь?

— Тоник, если можно.

— И рюмку водки, — добавила Сонька, плюхаясь рядом, и пояснила:

— Для храбрости… Вот мы с тобой все обдумали, — вдруг запечалилась она, — а о достойной биографии для меня не позаботились. Поинтересуется Витька, где, кто я. И что отвечу?

— Скажешь, что ты кактусовод.

— Ууу, отродье фашистское, — озлобилась Сонька, хотя действительно была кактусоводом, в том смысле, что последним местом ее работы являлся Дворец пионеров, где она вела кружок любителей кактусов.

Однако упоминать об этом Сонька почему-то не любила, видимо, считая, что данное занятие не является достаточно блестящим для такой артистической и одаренной натуры. Тут надо пояснить, что в своей жизни Сонька работала от случая к случаю и весьма неохотно, зато много училась, в смысле, во многих местах. Как правило, хватало ее на первый семестр, после чего она с негодованием узнавала, что просто отсидеться не удастся, и в гневе отправлялась дальше. Несмотря на свою несокрушимую дремучесть, Сонька умудрилась поступать во многие учебные заведения среднего звена, на высшие она не замахивалась. Думаю, такому успеху способствовала хорошая память и умение собрать все крохи своих знаний воедино в нужный момент — черта похвальная и, безусловно, вызывающая уважение. Еще одним Сонькиным козырем была внешность, которая как-то подразумевала большое внутреннее содержание. Сама себя она искренне считала самородком.