Татьяна Полякова: Ее маленькая тайна

За это время меня несколько раз посещали сотрудники милиции, и я в меру сил пыталась им помочь, то есть рассказывала снова и снова про визит незваных гостей и про то, что последовало далее.

Мои воспоминания были весьма смутными, никто из соседей ничего не видел, никто из водителей при довольно бурном движении не углядел в тот день на мосту ничего подозрительного, и парней, естественно, не нашли. Зато я кое-что смогла узнать о Саше и даже полюбоваться на его фотографию, любезно предоставленную мне сотрудником милиции в целях опознания.

Александр Викторович Завражный, по кличке Монах (почему Монах — понять трудно, мой возлюбленный на одну ночь мог похвастать огромным количеством любовных похождений), так вот этот самый Монах давно и принципиально был не в ладах с законом, а к моменту нашей встречи находился в весьма прохладных отношениях с некоторыми боевыми друзьями, и они имели к нему претензии, а меня угораздило пригласить его к себе как раз в тот момент, когда бывшие друзья прямо-таки горели желанием с ним повидаться. В общем, не повезло мне.

История эта длительное время имела популярность в городе, о ней писали в газетах, болтали в троллейбусах, а на моем примере неразумных женщин предостерегали от случайных знакомств. Мне в роли случайной жертвы бандитских разборок было очень больно и, что еще хуже, стыдно.

Где-то дней через двадцать, когда я начала приподниматься в постели, я смогла увидеть свое лицо в зеркале и упала в обморок. Вид жуткой физиономии и последующий за сим стресс несколько замедлили период выздоровления. Врачи, отнесшиеся ко мне с большой чуткостью, утверждали, что следов практически не останется, время все залечит, челюсть мне собрали, склеили и сшили, зубы можно вставить, а глаза, слава Богу, целы. Еще две операции, и меня поставят на ноги.

Я слушала, кивала и пыталась понять, как это все могло произойти со мной?

Больницу я покинула, но дома стало еще хуже: я боялась находиться в квартире, боялась из нее выйти, боялась звонков в дверь и звонков по телефону, а также боялась смотреть в зеркало и тяготела к стенному шкафу, в темноте которого чудилась безопасность. Ночью мне снился один и тот же сон, я металась, орала и изводила соседей, потому что дом у нас панельный и слышимость хорошая.

В одно раннее утро, в самом начале весны, пользуясь тем, что мама лежит в больнице и я предоставлена самой себе, я вышла на балкон и с некоторым облегчением сиганула с него вниз. Однако прямо под балконом росло дерево, а снег еще не сошел. Ничего не сломав, я оказалась в первой психиатрической больнице, в палате номер шесть, в компании совершенно сумасшедшей девицы лет девятнадцати, повредившей рассудок на почве безумной страсти и религиозности. Она собиралась стать монахиней, но вдруг влюбилась, с любовью не повезло, и в результате она теперь прохлаждалась на соседней койке.

Мы вели с ней долгие беседы, философствовали, плохо спали по ночам и прониклись друг к другу большой симпатией. Именно сумасшедшая Валька сказала мне как-то ночью:

— Бог тебя дважды спас от смерти. Значит, ты не просто так сюда явилась, а есть у тебя на земле какое-то дело, и он, Бог то есть, в отношении тебя имеет виды. То есть не просто так на свет тебя произвели, а с какой-то надобностью. И ты с балконов сигать завязывай, а прислушайся. Бог даст тебе знак, и тут главное не ловить ворон, а внимательно слушать и строго следовать. Слышишь, Варвара?

— Слышу, — кивнула я. — У тебя диагноз какой? По секрету скажу: ты ему соответствуешь.

Однако думать о том, что Господь проявлял заботу и спасал меня, было приятно, правда, кое-что меня мучило, и я спросила Вальку не без ехидства:

— Если у Господа в отношении меня какие-то планы, почему б ему не избавить меня от неприятностей? Сделать так, чтобы всякие психи не крушили мне челюсть, и все такое, а я бы шла к намеченной цели без увечий. По-моему, пользы от меня было б несравненно больше.

— Дура ты! — рассвирепела Валька. — Он посылает тебе испытания. Неужели не ясно? Выполнить Божью волю ох как непросто, и ты должна соответствовать.

— А он тебе ничего не говорил, как долго будут длиться эти испытания? — поинтересовалась я. В ответ Валька швырнула в меня подушкой и вроде бы обиделась. Я отвернулась к стене, заметив ворчливо:

— Если у тебя с Господом есть прямая связь, намекни ему, пожалуйста, что я не люблю ждать.

— Надо иметь терпение и быть внимательной, — поучала Валька. — Вот увидишь, знак будет.