Татьяна Полякова - Отпетые плутовки

Изрядно себя запугав, я решительно пододвинула телефон и узнала через справочное номер шестого отдела.

— Дежурный слушает, — заявили мне бодрым голосом.

— Простите, как позвонить Багрову? — кашлянув, спросила я.

— Кому?

— Багрову.

— А у нас такого нет.

— Как нет? Он капитан, Багров Саша…

— Нет, девушка, вы ошиблись. Может быть, в другом отделе.

— Подождите секунду, он к вам из района командирован, мне очень важно.

— Хорошо, я узнаю.

Я ждала, опасаясь того, что умру раньше, чем услышу ответ. Я услышала, и он меня не удивил:

— Нет, девушка. Багрова у нас нет. Я повесила трубку, посидела, глядя на стену перед собой, и позвонила Юльке.

— Юля, я сейчас заеду, надо поговорить.

Тут необходимо пояснить, что три дня я всячески уклонялась от встречи с отцом, ну и, конечно, с Юлькой. Отвечать на их вопросы, пока не поговорю с Сашкой, я не решалась. Папа проявил понимание и не настаивал. Теперь надобность в секретности отпала, и я поехала к Юльке. Она меня ждала, чмокнула в нос, показала новое платье, я кивала, глупо улыбаясь, а потом попросила:

— Юлька, расскажи, что тут происходило, пока меня не было. С самого начала. Мне надо разобраться.

— С самого начала? — удивилась она. — В смысле, с того дня, как ты пропала?

— Ага.

— Ну то, что Димка дурак, ты знаешь. В общем, менты в деревню приехали, в доме пусто, твоя машина брошена возле палисадника. И всё. Этот олух только на третий день пришел к нам. Павел Сергеевич… словом, разговор вышел неприятный, и отец его ударил… — Юлька сбилась, вытерла нос и продолжила:

— Сидели, как на иголках. Рано утром звонок. Требуют выкуп. Отец сразу согласился. Условие поставил, что ты позвонишь, хотел убедиться, что жива. Ты позвонила, ну, и договорились. Конечно, за деньгами наблюдали, то есть кто придет и все такое… Деньги взяла баба, шлюха, ясно, что подставленная, отбыла на такси, потом пересела к мужику в машину, они обратно на вокзал и в электричку. Здесь ребята их потеряли. Все произошло очень быстро. Парня вовсе не запомнили, высокий, говорят… Мало ли высоких? Никаких примет, темные очки, вот примета. Ушли деньги, и тебя не вернули. Отцу вызывали “Скорую”, сердце прихватило… — Тебе говорить не велел. Ох, Машка, что мы пережили… — Юлька заревела в полный голос, а я тупо рассматривала свои руки. — Где тебя держали-то? — спросила она.

— Не знаю, — вздохнула я. — Привезли с завязанными глазами, дача вроде. Не хочу я вспоминать…

— И не надо. Что было, то было. Отца жалко, каково ему…

Мы заревели на пару, обнялись на диване и обливались слезами до тех пор, пока не пришел папа. Юлька, должно быть, ревела от жалости, а у меня повод рыдать в голос был очень даже подходящий.

— Чего это вы? — удивился отец и стал поить нас чаем. Мы понемногу успокоились, и я задала вопрос, который меня очень волновал:

— Папа, а Багров, который меня привез, он кто?

— Спаситель твой? — удивился отец. — А черт его знает. Объявился по осени, привез письмо от одного человека. Мне он понравился. Я ему сказал, приходи, если что. А тут вдруг такое случилось… Он как раз в тот день пришел, когда выкуп взяли, а тебя не вернули. Пришел и говорит: “Помоги, Павел Сергеевич”, а я ему:

"Саня, рад бы, только у меня такое горе, голова кругом”. У меня, Машка, знаешь ли, на душе было… в общем, объяснил я ему, а он: “Дружок, мол, у меня есть, большой специалист по таким делам, вряд ли, говорит, без него обошлось, а если и без него, так он наверняка что-нибудь да узнает”. Я ему: “Саня, любые деньги, все, что хочешь, лишь бы дочь вернуть”. Вот и выручил, дай Бог ему здоровья.

— И сколько же он взял с тебя, папа? — деревянным голосом спросила я.

— По-божески, Машка, не ограбил. Да за то, что он тебя вернул, я его золотыми червонцами рад покрыть с головы до ног.

Комната скакала и прыгала, как черти в Сашкиных глазах, мне бы зареветь, кинуться к отцу, но слез уже не было, и к отцу я не бросилась. Если ему сказать правду, он Багрова из-под земли достанет, а Сашке я зла не желала. Не желала, хоть и оказался он редким подлецом, как я редкой дурой.

— Прости меня, папа, — попросила я.

— Ты меня прости, Машка. Моя вина. Юлька шмыгала носом, отец гладил мне руку, а я думала о Сашке. В конце концов я поведала отцу историю о своем заточении на чьей-то даче, место не помню, из людей никого не видела, почти все время спала, а очнулась в очередной раз в Сашкиной машине.

Мы немного покатались по пригороду, так, без всякого толку, и решили, что дачу эту вряд ли отыщем. Врать отцу было невыносимо стыдно. Я начинала плакать, а папа гладил меня по спине и повторял: