Татьяна Полякова - Сестрички не промах

Была родительская суббота. Хотя, может, и не родительская вовсе, и даже не суббота, и Мышильда все выдумала, чтобы умыкнуть меня с работы. Впрочем, я ничего не имела против. В работе наступил мертвый сезон: июль, богатые люди, — а мои клиенты богатые люди, — отдыхают на курортах с громкими названиями, а не сидят в пыльном душном городе, где асфальт на улицах плавится от жары.

Я тяжко вздохнула от сочувствия к себе, так как в отличие от своих богатых клиентов плавилась в городе вместе с асфальтом. Чтобы поднять себе настроение, я закинула на стол ноги и стала их рассматривать, точнее, созерцать. Подобной красоты мне никогда не приходилось видеть. Настроение незамедлительно повысилось, я погладила свои коленки, улыбнулась и сказала:

— Чудо что за ноги. — И добавила:

— Чтоб им всем провалиться! — Такая немилость относилась к мужской половине человечества. Всех ее представителей я не жаловала в принципе. При мысли о них настроение сразу же испортилось, тогда я торопливо перевела взгляд на зеркало, увидела свое отражение, улыбнулась ему, подмигнула и пропела:

— Красавица. Прынцесса… нет, королевна.

Хорошее настроение быстренько вернулось. Тут зазвонил телефон. Я откашлялась и не спеша подняла трубку.

— Слушаю, — пропела я бархатным голосом, и, как оказалось, совершенно напрасно: на том конце провода был не предполагаемый клиент, а мой последний муж. Вообще-то он уже не был мужем три месяца, но все еще им числился, из-за того, что я никак не могла выкроить время и оформить развод. Итак, последний муж громко засопел, потом вздохнул, потом сказал тихо:

— Лизанька…

— Ну? — спросила я. Звонок настораживал, потому как последнему звонить мне было совершенно незачем. Правда, мелькнула шальная мысль, что он смог сделать что-то путное, то есть пошел и подал на развод сам, но в это как-то не верилось. И правильно. Еще раз тяжко вздохнув, он скороговоркой выпалил:

— Лизанька, я хочу вернуться.

— Куда? — не сразу сообразила я.

— К тебе, — ответил он, а я гневно отрезала:

— Ни за что!

— Ты не можешь меня бросить вот так, совершенно неожиданно… И вообще…

— Как это неожиданно? — возмутилась я. — Я предупредила тебя за два месяца, а потом дважды назначала испытательный срок, хотя прекрасно знала, что только зря теряю время. И что? Вместо благодарности ты вдруг заявляешь, что я бросила тебя неожиданно, да еще хочешь вернуться! Это бессовестно, вот что… — Я резко выдохнула и стала перемножать в уме трехзначные цифры, с цифрами у меня проблемы, и это отвлекает.

Из трубки раздалось подозрительное хрюканье, потом тихое постанывание и вновь хрюканье.

— Ты что там делаешь? — насторожилась я. Последний, не таясь, всхлипнул и запричитал голосом обиженного ребенка:

— Лиза, я покончу с собой…

— Как, интересно? — съязвила я. За три месяца он кончал с собой раз двадцать, причем каждый раз так глупо и неудачно, что у меня чесались руки помочь ему и разом прекратить все это.

— Лиза… — простонал он очень громко.

— Иннокентий Павлович, — ядовито начала я. — Вы, как адвокат, должны знать, что подобное поведение называется шантажом…

— Мне все равно, как это называется, я хочу вернуться. Я сейчас стою на балконе, и одного твоего слова достаточно…

— Стой, — перебила я. — Ты имеешь в виду наш балкон?

— Да, — жалобно ответил последний, а я вздохнула:

— Кеша, я тебя умоляю, у нас первый этаж. Я согласна: балкон расположен достаточно высоко, но не настолько, чтобы ты мог разбиться. Внизу кусты, это смягчит удар, и ты уж точно не разобьешься, зато исцарапаешь лицо и руки и будешь выглядеть совершенно нелепо. К тому же ты уже дважды прыгал с нашего балкона и даже руку не смог сломать.

— Ты бесчувственная, — растягивая слоги, сказал Иннокентий Павлович и зарыдал, а потом ехидно добавил:

— Я могу подняться на крышу. У меня есть ключ от чердака.

— О Господи… — Я смотрела на свои ноги, но даже это не помогало. — Чего ты хочешь?

— Еще один испытательный срок, — довольно сообщил он.

— Зачем, ты все равно его провалишь.

— Нет. Я чувствую в себе силы. Я люблю тебя и чувствую в себе силы. — Он вроде бы развеселился, а я окончательно скисла и сказала:

— Ладно.

— Когда ты переедешь? — быстро спросил он.

— Завтра, — отмахнулась я.

— Ну, почему же завтра? — начал канючить он, но я решительно его пресекла:

— Завтра.