Рашид Кешоков - По следам карабаира. Кольцо старого шейха

Таким образом, точно было установлено, что нападение на Паритову и кража мельхиорового кольца дагестанской работы с зеленоватым камнем — александритом — совершены Парамоном Будулаевым, очевидно стараниями Улиты превращенным из брюнета в яркого шатена, и Зубером Наховым по поручению Феофана, действовавшего, в свою очередь, от Омара Садыка. Впрочем, Феофан, как видно, сам не понимал смысла этой операции, слепо повинуясь старому ювелиру, имевшему над ним какую-то власть.

Засада у церкви была совершенно необходима.

Жуниду позарез нужен был Будулаев.

И кольцо.

Семен Дуденко, спустившись после оперативного совещания у Шукаева вниз, в вестибюль, увидел там двух милиционеров в штатской одежде.

Один был тот самый толстый сержант, который полтора месяца назад вместе с Абдулом Маремкуловым упустил Парамона, другой — плотный, небольшого роста крепыш, рядовой по фамилии Глоба, снискавший известность среди сотрудников, как местный чемпион по борьбе самбо.

Ни тот, ни другой не вызвали особого энтузиазма у Семена: толстяк уже показал себя достаточно неповоротливым. А Глоба имел лишь мускулы, что же касается сообразительности, то с таким же успехом можно было ожидать последней от крепко сбитого, но неуклюжего комода с ящиками, ключи от которого давно потеряны.

Они встали при его появлении и откозыряли:

— Товарищ лейтенант, рядовой Глоба прибыл в ваше распоряжение!

— Сержант…

— Бросьте, ребята, — остановил их Дуденко. — Не надо так официально. Пойдем пешком. По дороге все объясню.

Здание Покровской православной церкви не отличалось особыми архитектурными красотами. Обычный кирпич, не оштукатуренный снаружи, небольшой сводчатый портал, пять луковок — куполов, давно не золоченых, выкрашенных прямо по облупившейся позолоте зеленой краской, которая местами отслаивалась и осыпалась во двор мелкими чешуйками, чугунная ограда со стороны площади и такая же с противоположной стороны, выходившей на соседнюю улицу. Во дворе небольшая четырехугольная часовенка, сарай, домик священника с затейливым крыльцом, на козырьке которого спереди красовался замысловатый витой вензель из меди, очевидно, монограмма прежнего владельца.

Между церковью и часовней простирал над двором свои могучие ветви древний орех, тот самый, с которого Будулаев прыгал через ограду — сломанную ветку, конечно, давно спилили. У ограды — заросли малины, сирень, а за церковью — небольшой яблоневый садик. Собачья будка, из которой торчала массивная бело-коричневая морда сенбернара, высунувшего от жары розовый язык, стояла слева от поповского дома.

Первым долгом Семен Дуденко переговорил со священником, маленьким тщедушным старичком лет шестидесяти пяти или более, который оказался на редкость словоохотливым, так что от него трудно было отделаться.

Жил он одиноко, не имел ни жены, ни детей, держа в доме одинокую молчаливую женщину, набожную и работящую, по его словам. Она-то и вела немудреное поповское хозяйство.

Стараясь не напугать старика, Семен сообщил ему о цели их прихода, не забыв упомянуть о собаке, которую следовало временно удалить. Попик засуетился, стал кликать петушиным фальцетом свою Васюту (так звали его экономку), потом, видимо, сообразил, что сейчас она все равно его не услышит, потому что Васюта громыхала в сенях ведром, мыла полы.

Семен вышел в сени вслед за попом и с интересом слушал, как взволнованный старик пытается объяснить экономке, почему следует увести пса.

Васюта — квадратная, крепкая, с толстыми икрами, выглядывавшими из-под подоткнутой юбки — этакая гвардеец-баба, — явно неразговорчивая, сначала недоуменно поводила полными плечами, потом закивала и, швырнув тряпку в ведро, пошла отвязывать сенбернара.

— Она его — к дьякону… к отцу дьякону отведет, — поспешил объяснить священник. — Он тут недалеко квартирует. Присмотрит за собачкой не-то. А мне как прикажете? Тожить уйти? Не дай, Господь, стрелять станете?

— Нет, что вы, — успокоил его Дуденко. — Я надеюсь, до этого не дойдет. Живите, как обычно. Да, кстати, когда у вас служба?

— Вечером уж сегодни… завтрева, как водится, — заутреня, обедня…

Семен иронически покачал головой. Церковка эта была не единственная из действующих на Северном Кавказе, — были в Кабарде, в Осетии, кажется, в Калмыкии. Большинство православных церквей стояли заброшенными или использовались под складские помещения. Там же, где они еще держались, постепенно приходя в запустение, немногочисленные прихожане скрупулезно выдерживали все обряды, а священнослужители всячески старались угодить официальным учреждениям и городским властям, если выдавался такой случай, чтобы сохранить «храм божий» в надлежащем виде.