Рашид Кешоков - По следам карабаира. Кольцо старого шейха

Передовая «Правды» была посвящена весенней посевной кампании. Жунид не стал ее читать и пробежал международный обзор, задержавшись на заметке о недавней отставке Гинденбурга и приходе к власти главы национал-социалистской партии Гитлера, и оторвался от газеты.

— Не нравится мне то, что происходит в Германии, — сказал он. — От фашистов добра не жди.

— Я в политике не понимаю, — отозвалась Зулета.

— А зря, — благодушно заметил Жунид. — Без политики теперь и шагу не ступишь. Кстати, Зулета, я хотел бы вернуться к нашему разговору о твоей учебе. Все теперь учатся. Надо бы и тебе. Что такое сельская школа?.. Специальность тебе нужна…

— Зачем? Ты обязательно хочешь погнать меня на работу?..

Жуниду не хотелось омрачать вечера.

— Дело не в этом, — миролюбиво ответил он. — Просто человек должен иметь какое-то занятие… Я не хочу, чтобы ты скучала.

— Я подумаю, — заявила она, капризно поджав губы. Потом улыбнулась ему: — А если не хочешь, чтобы я скучала, — пойдем сегодня куда-нибудь…

Он взял местную газету, поискал на последней странице.

— Вот. Кажется, подходяще: «Донат Славинский. Психологические этюды. Демонстрация опытов по угадыванию мыслей, основанных на методе индукции. Только три дня! Поразительная способность человеческого мозга воспринимать недоступные для большинства виды информации! Только три дня!» — прочел он объявление, напечатанное жирным шрифтом: — Пойдем? Я слышал об этом Донате. Говорят, интересно.

— А где это?

— В клубе железнодорожников.

— В клубе? — недовольно протянула она. — Ну ладно. Пойдем.

Когда они ехали на трамвае в клуб, Жунид пытался отогнать назойливый червячок досады, вызванный разговором с женой. Не в первый раз заводил он речь об учебе, и всегда один результат. Зулета ничем не интересовалась, кроме нарядов и забот о своей внешности. Если Жунид в свободное время залпом глотал книжки, то ей стоило немалого труда прочитать перед сном страницу-другую. Да и то — романы. У него на них просто не хватало времени. В школе милиции, стремясь расширить свои знания по предмету, Шукаев читал по ночам речи известных русских юристов. Просиживая часами в публичке, одолел полностью судебные очерки и воспоминания Кони, заглядывал даже в сочинения древних ораторов, но, набив оскомину на величаво-плавном, выспренном стиле греков, бросил их. Уже в последний год своей жизни в Москве, он, преодолев антипатию к романам, взялся однажды вечером за Тургенева и только утром оторвал уставшие глаза от «Дворянского гнезда». Потом пошли Горький, Чехов и Гончаров, прозрачный, как музыка, Есенин и неистовый Маяковский. Это было для него как величайшее открытие А вот Зулета читать не хотела…

Утром Жунид проснулся с ощущением чего-то неотложного, что он должен сделать. У него вошло в привычку, ложась вечером спать, продумывать свой завтрашний день, и, просыпаясь на рассвете, он помнил все так же отчетливо, как если бы записал на бумаге.

— Ах, да, — сказал он вслух. — Я должен быть на речном вокзале и ждать там Семена.

Он покосился на спящую рядом Зулету, испугавшись, не разбудил ли ее. Но она спала, чуть приоткрыв рот и улыбаясь во сне.

«Как ребенок», — подумал Жунид и потихоньку, чтоб не толкнуть ее, поднялся с постели. Оделся и, напевая себе под нос старинную кабардинскую песенку, принялся растапливать печку.

Представление вчера было интересным. Подтянутый, стройный, в черном костюме, этот Донат проделывал чудеса. Чуть ли не читал мысли.

Все это, может быть, и не вспомнилось бы сегодня Жуниду, если бы не вчерашняя встреча. Неподалеку от них сидел Степан Степанович Ляпунов, старший оперуполномоченный областного отдела ОГПУ Жунид отлично знал этого спокойного умного человека и замечательного чекиста. Когда Шукаев учился на первом курсе, Ляпунов уже кончал Высшую школу ОГПУ.

После представления они шагали по вечерним краснодарским улицам и вспоминали Москву. Зулета опять слегка дулась, злясь, что по милости мужчин ей приходится идти пешком (ей понравилось ездить на трамвае!), но они этого не замечали.

…Решив не будить Зулету, Жунид наскоро перекусил остатками ужина и ушел, оставив на столе записку: «Пошел на работу. Командировка. Буду через пару дней. Но если задержусь, не волнуйся. Целую».

Зайдя по дороге в аптеку, он позвонил секретарю отдела Кудинову, что в управление с утра не приедет, так как займется сразу расследованием дела об изнасиловании. Потом сел на трамвай и вскоре был уже на речном вокзале.