Рашид Кешоков - По следам карабаира. Кольцо старого шейха

— Чохрак… Чохрак. Постой… неужели?..

— Да, — сказал Жунид. — Не думаю, чтобы это было случайностью. Давай, время не терпит. Я еще покопаюсь…

Но дальнейшие его поиски ни к чему не привели. Больше никаких следов ночного происшествия не было Брать ищейку не имело смысла — во дворе и на улице все было истоптано десятками ног. Жуниду очень хотелось обыскать дом, но он решил пока воздержаться: покушение ведь произошло на улице.

Когда Сахата Кабдугова положили в машину, чтобы везти в райбольницу и толпа стала медленно расходиться, Жунид кивнул Арсену и Вадиму.

— Пошли. Едем к Мазану Каражаеву.

Младший лейтенант местной милиции сел в свой «газик» и поехал вперед, чтобы показать дом бондаря.

Бондаря маслосырзавода Мазана Каражаева, черкеса пятидесяти пяти лет от роду, одинокого вдовца, похоронившего недавно жену, дома не оказалось. На заводе им сказали, что он уволился позавчера по собственному желанию, а где он теперь, никто объяснить не мог. О взаимоотношениях Кабдугова и Каражаева тоже ничего нового узнать не удалось: встречались, иногда выпивали вместе, по работе сталкивались не особенно часто: мастерская Мазана — в стороне от цехов.

Жунид уже собирался уезжать в райцентр и, скорее для формы, чем в силу необходимости, задал директору завода еще один вопрос:

— Скажите… этого, бондаря вашего, ни с кем из посторонних не видели? Я имею в виду людей, не принадлежащих к числу жителей Кал ежа?

— Я видел, — сухо сказал директор, недовольный, что разговор снова возобновился. Тут — последний день месяца, надо давать предмайский план, с завода не вывезено еще несколько десятков тонн готовой продукции, не хватает машин, а он, вместо того, чтобы заняться организацией погрузки, сидит в кабинете и отвечает на вопросы, вовсе не относящиеся к покушению.

— Где? Когда? Как они выглядели? — не обращая внимания на нелюбезный тон собеседника, спросил Шукаев.

— Позавчера. Я ехал в Черкесск. На мосту через реку Кяфар — это здесь, неподалеку от завода, — Каражаев стоял с двумя не знакомыми мне людьми.

— Вы знаете всех жителей аула?

— Да, почти всех. Но это неважно… я уверен, что те были не наши…

— Почему?

— Калежане так не одеваются. На одном — какой-то странный восточный наряд: феска, халат. Может, — из Средней Азии?

— А второй?

— Он стоял спиной к машине. Да я и не рассматривал его заинтересовался тем, в феске.

— Приметы?.

— Немолодой, — пожав плечами, сказал директор. — Лицо — худое, длинное. Вот и все.

— Припомните хорошенько, это очень важно.

— Может, какая-нибудь деталь, мелочь, — вставил Вадим, — знаете, на первый взгляд, — пустое… А для нас — зацепка.

— Нет. Впрочем, постойте… — директор покрутил пальцем в воздухе около своей головы. — Ну, да. Уши у него нелепые, торчат, как лопухи.

— Что ж, спасибо. Вы нам очень помогли, — вставая, сказал Жунид. — Больше не смеем вас задерживать.

Полдня ушло на опрос соседей бондаря и других жителей Калежа.

Кто еще видел старика в феске? Куда мог исчезнуть Мазан Каражаев, если накануне, поздно вечером, он находился дома, потчевал собственным вином сыровара? Почему так поспешно уволился?

Пришлось съездить в больницу, повторно допросить Сахата — не знает ли он, куда мог пропасть его вчерашний собутыльник. Сыровар несколько оправился от потрясения, в щелочках-глазках его уже не было такого явного страха. Лежал он в отдельной палате, что как нельзя более устраивало Шукаева.

— Давно знакомы с Мазаном Каражаевым?

— Давно. Семь-восемь лет будет, — охотно ответил Кабдугов.

— Отношения между вами были хорошие?

— А как же? Считай — кунаки.

— О чем беседовали с ним вчера?

— Про все говорили. Как бывает? Стакан выпил — хозяина похвалил, второй выпил — про урожай, третий — когда яблоки в саду снимать. Всякий разговор…

Отвечал Кабдугов спокойно, неторопливо, как любой уважающий себя горец.

— Почему ваш товарищ уволился?

Сахат долго молчал, сосредоточенно смотрел в потолок, точно рассчитывая прочитать там готовый ответ.

— Кто его знает… — наконец протянул он и приложил тыльную сторону ладони к посиневшим раздувшимся губам. — Про то я не спрашивал. Человек сам знает, чего хочет.

— Он не говорил, что собирается куда-нибудь после вашего ухода?

— Нет. Не говорил.

— У вас есть враги? Или недоброжелатели? Подозреваете кого?

— У кого же их нет, врагов? — деланно зевая, сказал Сахат и отвернулся к стене. — Устал я, начальник. Голова болит.