Но сегодня для Шукаева Фаризат так и осталась загадкой, и, прекратив бесполезный допрос, он вышел во двор узнать, как идет обыск. Как раз в эту минуту к крыльцу подбежал Вадим.
— Обрати внимание на сарай, — выдохнул он. — Снаружи заперт, а через дыру в крыше дым идет!
Жунид всмотрелся.
Действительно, в черепичной крыше сарая было аккуратно вынуто четырехугольное отверстие и из него сочился голубоватый дымок, сливаясь с небом. Откуда-то донеслось приглушенное мычание коровы.
— Чудеса да и только! Ты слышал? — спросил Вадим — Как из-под земли.
— Позови-ка сюда хозяйку, — сказал Шукаев, с интересом разглядывая запертый сарай. — И понятых.
…Фаризат, как и тогда у калитки, сначала отказалась открывать. Но Жунид, подняв с земли длинный железный шворень, недвусмысленно дал ей понять, что висячий замок на дверях сарая его не остановит, и тем заставил ее изменить решение. Она вернулась в дом и через минуту вышла со связкой ключей в руках.
И опять не уловил Жунид в ее бесстрастном лице ни растерянности, ни боязни. Суровая покорность своей судьбе — вот как, пожалуй, можно было назвать состояние, в котором все время находилась Фаризат. Но сейчас Жуниду некогда было заниматься психологическим анализом. Распахнув широкие створки дверей сарая, он вошел внутрь. Дараев, участковый и понятые — за ним.
Сарай был завален дровами, колесами бричек, хомутами и прочим снаряжением для лошадей, начиная с седел и кончая подковами и стременами. Все это в беспорядке валялось на земляном полу, висело на черных, закопченных стенах. Когда глаза привыкли к полутьме, Жунид разглядел в углу странное сооружение: круглый столб, конусообразно сужающийся кверху и оканчивающийся у квадратной дыры крыши. Сделан столб был, по-видимому, из плетня и обмазан глиной. Точь-в-точь как дымоход в балкарской сакле. И тут Шукаев уловил запах дыма и паленой шерсти. Вадим тоже потянул носом воздух.
— Чертовщина! Чуешь, чем пахнет?
Жунид сосредоточенно грыз мундштук папиросы и вглядывался в земляной пол сарая.
— Что ты жуешь?
— Сейчас, подожди… Вот!.. Черт, я знал, что он должен здесь быть!
Под ногами у Шукаева Вадим разглядел квадратный, обитый сверху жестью люк. Вдвоем они поддели его шворнем и, подняв, заглянули вниз, в подвал, вырытый под сараем.
Зрелище, которое открылось их глазам, можно было увидеть разве что в кошмарном сне.
В углу большого прямоугольного подвала, под дымоходом, догорал костер. Над огнем на медной цепи висел шуан [28] Шуан — небольшой чугунный котел (черк.).
с бурлящей белой жидкостью. Сквозь дым и чад видно было, как стоявший у костра на коленях человек склонился над связанным хрипящим бычком, лежавшим на боку, и, схватившись двумя руками за рога животного, что было сил разгибал их. Под керосиновой лампой, подвешенной к потолку, фыркал и храпел, роняя клочья пены, вороной гунтер, спутанный ременными вожжами. В одном из его копыт ковырялся плоскогубцами полный мужчина в черном бешмете. Рядом круто вздымались лоснящиеся от пота бока чалого жеребца, тоже связанного и лежавшего на боку.
Жунид мгновенно сообразил, что происходит.
— Живодеры, — тихо сказал он. — Звери, а не люди. Наверно, там есть другой выход, но искать его нет времени. Пойдем через люк.
Они поочередно спрыгнули вниз. Участковый тоже. Наверху остались одни понятые и Фаризат.
Человек у костра обернулся первым и выхватил из-за пояса кинжал.
— Паша-Гирей! — изумленно воскликнул участковый. Жунид, не останавливаясь, ринулся вперед и, схватив Акбашева за кисть руки, рывком швырнул его через себя.
— Бросьте нож! Не шевелиться!
Акбашев застонал и бросил кинжал под ноги Шукаеву. Дараев уже обезоружил толстого мужчину, выбив у него из рук железный прут толщиной в палец. Тот стоял с поднятыми руками и оторопело моргал.
Задержанных отвели в угол. Вадим связал им руки.
Шукаев вытер пот со лба и позвал понятых, все еще не решавшихся спуститься в подвал. Только после вторичного приглашения они с опаской слезли вниз.
— Подойдите ближе, — подозвал их Дараев.
— Это похоже на застенок, — с глухой яростью в голосе сказал Жунид. — Ты только взгляни, до чего может дойти человеческая гнусность…
Вся эта подвальная пыточная мастерская была приспособлена для того, чтобы делать неузнаваемыми похищенных лошадей, коров и других животных. На рога коров густым слоем намазывалась горячая мамалыга, после чего рога туго-натуго обматывались парусиной, чтобы после такого пропаривания выгнуть их в обратную сторону. Самым диким и варварским способом уничтожался след от тавра на заднем бедре лошади. Ремнями привязывался к телу коня, в том месте, где стояло тавро, полуведерный бочонок без дна. В него наливалась кипящая жидкость из шуана, оказавшаяся обыкновенным молоком. Молочный пар начисто вываривал тавро, а когда обожженная кожа заживала, на пораженном месте вырастала пушистая гладкая шерсть.
Читать дальше