Рашид Кешоков - По следам карабаира. Кольцо старого шейха

— Ну, надеюсь, мы с тобой не заблудимся?

— Выдумал, — весело ответил Жунид. — Да мне здесь каждый домик знаком. Минут через двадцать доберемся.

— Слушай, — после некоторого молчания заговорил Дараев. — Как ты все-таки утерпел и не сошел, чтобы зайти домой, к отцу, когда мы проезжали мост?

Шукаев вздохнул и покачал головой.

— Это мы успеем потом. Сначала — дело.

— А мои старики давно померли, — сказал Дараев. — Я еще мальчишкой был, лет девяти…

— Ты в детдоме воспитывался?

— Да. Давно я никого из наших не встречал. Поразъехались, поразлетелись все… кто — куда. В Краснодаре только Женя Кондарев… Мы и учились вместе…

Жунид с любопытством посмотрел на приятеля.

— Как ты решил стать криминалистом? Дараев улыбнулся.

— С детства мы с Женькой бредили сыщиками. Сколько двоек хватали из-за этих Пинкертонов, Холмсов, Лекоков и прочих. Урок идет, бывало, а мы книгу под крышку парты подложим и читаем, сквозь щель. Одну строчку только видно. Прочел ее — и двигаешь книжку…

— Романтично…

Вадим слегка нахмурился.

— Поднапортила мне в жизни эта книжная романтика. Воображал себя выдающимся сыщиком… И взрослым стал, а все избавиться не мог. Казалось мне, что я пуп земли. Самый умный, самый проницательный…

— Чего это ты занялся самобичеванием?

— Да так, вспомнилось…

Несколько минут они шли молча. Посредине длинной улицы росли акации, образуя своеобразный бульвар, по краям которого оставалась проезжая часть, вымощенная булыжником. Улица так и называлась когда-то Бульварной, а теперь ее переименовали по имени местного революционера.

…Тюрьма, расположенная на окраине города, на обрывистом левом берегу реки, была обнесена высоким деревянным забором с двумя сторожевыми вышками по краям.

Во внутреннем дворе стоял небольшой кирпичный домик, в котором размещалась вся администрация. Их принял заместитель начальника тюрьмы по режиму плотный молодой кабардинец. Смуглое, добродушное лицо его было чисто выбрито.

— Жунид! Вот встреча! Кого-кого, а тебя не ожидал увидеть!

— Гора — с горой, Устирхан, — пожал ему руку Шукаев. — Познакомься, Вадим, это товарищ Шебзухов — Бог здешних благословенных мест!

— Все шутишь! Рассказывай, зачем приехал.

— Видишь ли, — сказал Жунид, садясь. — Подробно рассказывать, пожалуй, дня не хватит. Я — коротко. В Адыгее похищены лошади: семь конематок, три жеребчика и племенной рысак карабаир. Похитителей мы нашли. Они арестованы. А вот лошади… Последний известный нам человек, который получил их, это Мухтар Бацев… Сейчас он — твой подопечный.

Шебзухов пригладил редкие волосы, прикрывавшие раннюю лысину.

— Ясно. Видишь ли, Бацев позавчера осужден. И мы ждем только вагонзака [29] Вагон для перевозки заключенных. , чтобы отправить его в лагерь. Так что вам повезло: завтра Бацева вы бы уже не застали.

— Я хочу его допросить.

— Понимаю. Сейчас им разносят завтрак, придется немного подождать. Пошли пока в зону. Посмотрите наше хозяйство.

— Ну что ж. Пойдем.

…Двор был большой, квадратный, со всех сторон окруженный постройками и высоким забором. Длинное саманное здание кухни, крытое черепицей, но еще не оштукатуренное, темно-серый блок, протянувшийся из одного конца двора в другой. Там размещались камеры, общие и одиночные, и карцер.

Повсюду было чисто, даже разбиты клумбы, заросшие почерневшей травой и высохшими, сморщенными от недавних морозцев остатками цветов.

— Ну, расскажи хоть, как живешь, — поинтересовался Шебзухов.

Но Жунид не умел и не любил рассказывать о себе.

— Да так. Ни плохо, ни хорошо, — ответил он и перевел разговор на другое.

О чем бы они ни говорили, голова Жунида была забита иным. Бацев. Вот кто интересовал его сейчас.

— За что он сидит?

— Кто? — не сразу понял Шебзухов.

— Бацев.

— Изнасилование с последующим убийством.

— Ты не мог бы в общих чертах охарактеризовать его.

— Почему же… могу. Ну, во-первых, он туберкулезник… Профессии не имеет. Пил, воровал. Судим дважды до этого дела. Отбывал наказание. Обозлен на всех и вся. Подобные типы хотели бы, верно, чтобы на земле вообще не было здоровых и счастливых людей, потому что они, видите ли, больны…

— Смел? — спросил Шукаев.

— Разве такие бывают смелыми? — вступил в разговор Вадим Акимович. — Своя шкура ему дороже всего…

— Точно, — поддержал Шебзухов. — Трус, каких мало. Так, завтрак, по-моему, кончился. Идите ко мне в кабинет, а я распоряжусь, чтобы его привели.