Станислав Родионов - Быть может

— У меня есть сообщение, — сказал Кутов тоном, который Рябинину показался своеобразным: так говорили докладчики.

— Какое?

— Дело в том, что у меня есть веское подозрение…

— Подождите, — перебил Рябинин. — А у меня есть предложение. Я хочу кое-что угадать.

— Вы его поймали?

— Нет.

— А что же хотите угадывать? — спросил Кутов своим митинговым голосом, и Рябинину расхотелось угадывать, потому что угадывание — игра, которая требует настроения.

— Например, могу угадать, что любите кофе, а не чай.

— Вы — следователь Рябинин? — помолчав, усомнился Кутов, рассматривая его такими круглыми глазами, что Рябинину захотелось, чтобы они стали треугольниками; на таком циркульно-упитанном лице глаза должны быть только угловатыми.

— Да, я следователь Рябинин.

Кутов помолчал и ответил на угадывание:

— О кофе вам могла сказать Вера.

— Нет, ничего не говорила. Угадаю ещё: вы не любите мороженое.

— Естественно, я — мужчина.

— И не любите сладкое.

— Естественно, — теперь он не досказал.

— Вы мужчина, — досказал Рябинин. — Ещё угадаю: не любите цветы.

— Это почему? — не обиженным, а слегка приглушённым голосом возразил Кутов. — Правда, я их не покупаю, но против цветов ничего не имею.

— Не любите дарить подарки.

— Тоже не угадали: по торжественным датам подарки дарю. Вера получает.

Нет, голос у него был нормальный, баритончик, но каждое слово он говорил веско, словно оно имело ещё какой-то смысл, более значительный, чем принято было думать.

— Не любите стихи.

— Да, предпочитаю прозу.

— Не любите фантазировать.

Кутов улыбнулся так же многозначительно, как и говорил.

— Я каждый день фантазирую.

— Ну…

— Фантазирую при помощи металла, бетона, камня…

— И ваши фантазии называются проектами, — досказал Рябинин.

— Да, я признаю только такие фантазии.

— Реальные фантазии, — улыбнулся Рябинин. — Фантазии на железобетоне.

— Иронизируете? — насторожился Кутов.

— Фантазии — это те, которые строятся на песке.

Теперь была очередь улыбнуться Кутову, — теперь он иронизировал.

Изучить бы, нужно бы изучить сидящего перед ним инженера, который представлял сейчас в этом кабинете тот громадный людской поток, выходящий из институтов и носящий громкое имя — «интеллигенция», и к которому умные люди добавили слово «техническая».

Но иронизировать была очередь Кутова.

— На песке ничего нельзя строить. Даже фантазии. — Он помолчал, пристально взглянул на следователя и добавил: — Даже уголовные версии.

— Вы не любите духи. — Рябинин пропустил мимо ушей «уголовные версий». — Ах да, про духи я уже спрашивал…

— Нет, не спрашивали.

— Спрашивал, спрашивал.

— Нет, не спрашивали, — настойчиво повторил Кутов, упираясь в следователя угрюмым настырным взглядом. — Вы спрашивали про стихи, цветы…

— Вот я и говорю, что спрашивал.

Кутов замолчал, не очень понимая мысли следователя, который вроде бы не видел особой разницы между стихами, цветами и духами.

— Кстати, я пользуюсь одеколоном «Волейбол», — глуповато сообщил Кутов.

— Правильно, не пользоваться же вам духами «Быть может».

— На что вы намекаете? — уже недобро спросил этот обиженный муж.

— Абсолютно ни на что.

— При чём же тут дурацкие «Быть может»?…

— Почему дурацкие? Чудесные духи. Но дамские. А от вас должно пахнуть мужчиной.

Господи, как хорошо вместо допроса вести простую беседу, когда не беспокоишься о правдивости и состоянии свидетеля, а говоришь, что думаешь.

— Может быть, перейдём к делу? — спросил Кутов: всё-таки он обиделся.

— У меня больше вопросов нет.

— Да вы ни одного и не задали, — опешил Кутов.

— Вы свободны.

— Как же так?…

— Я всё выяснил.

— Базалова сказала, что вы поможете, примете меры…

— Правильно. И принимаю.

— Но ведь письма приходят! Всё наглее и наглее.

— Скоро мы его возьмём.

— Он вам известен?

— Да, мы идём по его следу. Образно говоря, он чувствует наше дыхание на своём затылке.

— У меня есть подозрение относительно одного лица…

— Спасибо, не нужно.

— Как же не нужно? — ещё раз опешил Кутов, ничего не понимая. — Вам тогда не потребуется никаких следов…

— Благодарю вас, мы его возьмём и так.

Кутов поднялся, поправил галстук и посмотрел в окно тусклым взглядом своих круглых глаз — он не верил Рябинину. Он прочёл не один детектив и просмотрел не один криминальный фильм. Не так допрашивают, не о том спрашивают и не так ведут себя следователи. Проверка подозрений — их хлеб. А этот отказался даже выслушать. И не должно быть на губах следователя улыбки — не улыбки, а какой-то лёгкой, почти незаметной иронии, которая, казалось, бегала по губам от одного угла рта к другому.