Станислав Родионов - Неудавшийся эксперимент

— А зачем копаться в кирпичах? — угрюмо поинтересовался инспектор.

— В этом суть дела.

Они замолчали, потому что подошли к главному. Рябинин насторожённо ждал вопроса, даже перестав отхлёбывать чай. Петельников колыхал рюмку с остатками портвейна. В этой внезапной тишине отчётливо проурчал холодильник. И девятью выстрелами отбили свои удары настенные часы.

— Вадим, а почему бы тебе не жениться на Вилене Кашиной? — игриво предложил Рябинин.

— Так, Сергей Георгиевич, — вроде бы развеселился и Петельников. — Я начальник — ты дурак, ты начальник — я дурак. Следователь знает преступника, но скрывает от инспектора, и тот знай себе ловит некоего Плашкина.

— Версию с Плашкиным пришлось бы всё равно отрабатывать. Но дело не в этом.

— Да, дело не в этом, — подтвердил инспектор.

Рябинин допил чай и взялся за ополовиненную рюмку портвейна. Петельников допил портвейн и придвинул к себе чай. Никто не заговаривал. Но говорить была очередь Рябинина — вернее, объясняться:

— Вадим, ты когда-то собирался стать биологом. Задумывался ли, чем наша работа отличается от научной?

— Думал недавно.

— Наши открытия — в области человековедения. Меня всегда удивляет… Добьёшься перелома в душе преступника, расскажет он правду, убедишь его вести честную жизнь… Ходишь радостный, взвинченный. А сказать некому, потому что не объяснить.

— Да и не поймут.

— И не поймут. Радуешься втихомолку, как кустарь. Вроде как работал только для себя. А учёный? Появись какая стоящая мысль — сейчас же сообщение, статейка, доклад, диссертация… Короче, я решился поставить научный эксперимент. Редчайшая возможность. Никакой психологической лаборатории не под силу такой опыт.

— На мне? — опять напрягся Петельников.

— Налей лучше чаю…

Они никак не могли вернуться к своим старым отношениям, потому что не были людьми покладистыми. Они покладистых и не любили — покладистые уж слишком покладисты. В их работе то и дело случались истории, в которых покладистым делать было нечего.

— Я решил директора не трогать, — продолжил Рябинин, получив полную чашку. — Сам ему не намекал и от тебя скрыл — эксперимент должен быть чистым. Деньги ему тратить нельзя, вещи продавать нельзя, уезжать нельзя… Что же будет делать преступник, как жить, а? Будет ли так же улыбаться, будет ли спокойно носить свои заморские костюмы и чистить пилкой ногти? И на что он в конце концов решится?

— Ну и удался эксперимент?

— Удался. Директор уже похудел. Но эксперимент продолжается.

— Похоже, что я тебе его сорвал.

Петельников рассказал о таинственном появлении директора в кабинете.

— Ты с ним об этом говорил? — оживился Рябинин.

— Нет, сделал вид, что ничего не произошло, но он мне вроде бы не поверил.

— Да, эксперимент испорчен. Теперь директора нужно брать.

— Но про кирпич я так и не понял…

— Он ищет выход — в буквальном смысле.

— Какой выход?

— Знаешь легенду о Филофее и Харитине? А мне одна старушка рассказала. Вот послушай…

Из дневника следователя.

Я часто слышу: бесстрастен, как судья. Следователь должен быть бесстрастным.

Бесстрастный следователь… Это какой же — равнодушный? Ведь у человека есть только два отношения к своему делу, да и к жизни тоже: страсть или равнодушие. И вдруг — бесстрастный следователь… Да ничего подобного! Следователь должен ненавидеть преступность, как своего заклятого врага. Страсть — это деловое качество следователя. Он должен расследовать кражу так, словно обокрали его квартиру. Должен расследовать убийство, словно погиб его родственник. Расследовать хулиганство, будто сам получил по морде.

И лишь заботиться о том, чтобы эта страсть не застелила рассудка.

Город-то наш в далёкие времена был городишком. Народ жил разный, пришлый, с бору по сосёнке. Занимались, чем могли: кто рыбу в озере ловил, кто скотину держал, но больше торговали, благо городишко стоял на больших дорогах и заниматься перекупкой было сподручно. Случались люди и разбойного промысла. Оно и понятно: где торговля, там и воровство, потому что выручка за перекупку считалась дармовой, не заработанной в полях да озёрах.

На самой окраине жил-был мужик Антип с малым сыном. Можно сказать, и не жил, какая там у него жизнь. Но уж был он верно, его все знали и при встрече здоровкались. Антип копал в озере белую глину, лепил ребячьи свистульки, обжигал в костре, расписывал синей глиной да продавал на ярмарках. Досыта с этих свистулек не ел, но и с голоду не помирал. Ежели совсем туго бывало, то рыл в озере глину красную и гончарил горшки большие и горшочки малые. Ему бы этими горшками промышлять, да у Антипа душа была особая, лёгкая, вроде как свистулечная.