Виктор Пронин - Дурные приметы

— А ты чайку-то махани, махани чайку-то! — закричал Варламов, огорченный столь скорым уходом.

— Потом, Юра, потом.

— А что так?

— Сам знаешь... Перебиты, поломаны крылья...

— И нет в моторах былого огня? — радостно подхватил Варламов.

— Не то что былого, никакого огня, Юра, нету. Стоял теплый апрельский день, светило яркое солнце, пахло корой оттаявших деревьев, и девушки сверкали потрясающими своими коленками, которые всю долгую зиму вынуждены были прятать от глаз людских.

Евлентьев с облегчением перевел дух. Как ни бестолково было в мастерской Варламова, но ему стало лучше, дышалось свободнее, появилась даже чуть ли не уверенность, что все обойдется, уляжется и снова наступит беззаботное время.

Пусть оно будет нищим, суетным, но пусть оно будет, и он снова сможет зайти в мастерскую, никого не опасаясь, принять посильное участие в перекрестных допросах Зои о ее тайнах, связанных с инопланетными перемещениями, а у нее случались и такие, особенно после зарплаты. Да, бывало, совершенно неожиданно оказывалась она в дальних городах, в незнакомых деревнях, в странных светелках с раздвигающимися занавесками и острожным звоном питейной посуды...

На Савеловском вокзале было шумно, после ремонта и возведения второго этажа народу явно прибавилось, вокзал оброс многочисленными киосками, лотками, бабками с цветами и грибами, индусами с бусами, хохлами с салом и кровяной колбасой, белорусами со сметаной и творогом...

Мимо всего этого изобилия Евлентьев прошел медленно, всматриваясь в товар и в каждом находя что-то для себя интересное. У газетного лотка никого не было, и он смог без помех набрать дюжину газет, где надеялся найти уголовную хронику за последние дни. Чего не бывает, вдруг его неожиданная стычка в Одинцове нашла отражение в печати.

Вернувшись домой, Евлентьев тут же принялся просматривать газеты. Рядом, в кресле, расположилась Анастасия. Надев на нос большие очки в тонкой оправе, она шумно разворачивала газетные листы, переворачивала их, пробегала глазами по заголовкам и не складывая, бросала на пол. Через некоторое время вокруг нее вырос бумажный ворох, и уже казалось, что сидит она не в кресле, а на этих взбитых газетах.

— Есть! — вскрикнула Анастасия радостно, будто нашла выигрышный номер в лотерее.

— Что? — побледнев, тихо спросил Евлентьев.

— Заметка называется так... «Отныне хулиганов будут травить газами».

Читать?

— Не надо... Дай, я сам...

Евлентьев взял дрожащими руками «Московский комсомолец», развернул его, ткнулся в одну страницу, в другую.

— На первой странице смотри! — подсказала Анастасия. — Внизу.

И действительно, глянув на нижнюю часть газетной полосы, Евлентьев наткнулся на заголовок, который только что зачитала Анастасия. Все правильно, это о нем. Назывался адрес — Парковая, дом четырнадцать, называлось прошедшее воскресенье, вечернее время, когда он был в этом злополучном подъезде.

"Несчастный задохнулся в ядовитых парах прямо на ступеньках лестницы, а пока его приятели приходили в себя, жертва нападения скрылась в неизвестном направлении.

Впрочем, как утверждают свидетели, жертва вовсе и не является таковой, нападающей стороной была именно она, жертва. Ведется следствие".

Переведя дух. Евлентьев осторожно сложил газету, невольно стараясь, чтобы заметка о нем оказалась внутри, почему-то не хотелось ему, чтобы на нее падал дневной свет.

— Что скажешь, Виталик? Как дальше жить будем?

— Что сказать... Изменим жизнь к лучшему, — горько усмехнулся Евлентьев.

Самохин появился через неделю. Он позвонил ближе к вечеру, и случилось так, что трубку поднял Евлентьев.

— Привет, старик! — Голос у Самохина был привычно напорист и уверен.

Чувствовалось, он уже восстановился после недавних событий и вновь готов броситься в жизнь, в схватки и гонки. — Как поживаешь?

— Все лучше и лучше, — вяло ответил Евлентьев.

— С каждым днем? — рассмеялся Самохин.

— Да, все лучше с каждым днем.

— А здоровье?

— Тоже ничего.

— Это прекрасно! — обрадовался Самохин. — Повидаться бы, а? Там тебе кое-что набежало...

Евлентьев не ответил.

С одной стороны, деньги ему бы не помешали, последние дни они с Анастасией жили если и не впроголодь, то весьма скромно, опустошая прежние запасы макарон, круп, сахара — все подходило к концу. Да и выпить им почти не приходилось, разве что иногда Варламов угощал Евлентьева каким-то непереносимым спиртом, отдававшим резиной. Но, с другой стороны, Евлентьев опасался новых заданий, прекрасно понимая в то же время, что такой дикий случай, какой случился с ним в Одинцове, вряд ли повторится.