Виктор Пронин - Дурные приметы

Наконец пробка рассосалась, они вырвались на простор, машины как бы бросились врассыпную, по нескольким направлениям. Самохин круто взял влево, еще влево и выскочил на мост. Тверская здесь заканчивалась и начинался Ленинградский проспект. Через минуту он свернул на улицу Правды, въехал в чужой двор и там остановился.

— Не надо, чтобы из окон твоего дома нас видели вместе, — пояснил Самохин.

— Неужели я его все-таки убил? — Евлентьев в упор посмотрел на Самохина.

Тот некоторое время молчал, глядя прямо перед собой в ветровое стекло, потом медленно проговорил, не поворачивая головы:

— Другими словами, ты мне не веришь?

— Здесь нет ошибки, Гена?

— Нет, Виталий. Здесь нет ошибки.

— Так что... Изменим жизнь к лучшему?

— Ты уже это сделал, — невесело усмехнулся Самохин. — Правда, первая попытка оказалась не совсем удачной.

Евлентьев поймал себя на том, что ему не хочется выходить из машины, не хочется оставаться одному. В машине их было двое, обоих объединяла одна тайна, страшная тайна, и только с Самохиным можно было говорить о ней, сомневаться, спорить или соглашаться, только с ним и больше ни с кем.

— Нас двое, Виталий, — негромко произнес Самохин, словно прочитав мысли приятеля. — Нас двое. И больше никого. Так будет не всегда, но пока это так.

Евлентьев не ответил. Слова Самохина и не требовали ответа. Шел теплый весенний дождь, смывая последние клочья грязного снега. Капли барабанили по железной крыше, стекали по ветровому стеклу. По до-"рожке торопились жильцы, прыгая через лужи, перед самым капотом пробежал мокрый мужик, зажав в кулаке горлышко поллитровки. Евлентьев механически отметил, что бутылка полная, нераспечатанная, значит, мужика где-то поджидали...

— Не вздумай пить, — сказал Самохин, поймав взгляд Евлентьева. — Проболтаешься.

— Отличная идея, — шало улыбнулся Евлентьев и, распахнув дверцу машины, вышел на мокрый асфальт. Он поднял куцый воротник куртки, сунул руки в карманы и побежал к арке, которая вела к его дому. Спрятавшись от дождя, он обернулся — машина Самохина стояла на месте. Евлентьев помахал рукой, Самохин в ответ помигал фарами. На том и расстались.

Два дня Евлентьев ходил из угла в угол, молчал, стоял у окна. Со стоном упав на диван, он так напряженно смотрел в потолок, словно надеялся увидеть там нечто обнадеживающее. Анастасия не вмешивалась в его борьбу с самим собой, поскольку знала наверняка, чем все закончится, — придет Евлентьев, сядет на пол у ее кресла и все расскажет. А она по такому случаю выключит звук в телевизоре, запустит пальцы в его волосы и будет, кажется, не только слушать, но и касаниями своими будет что-то такое-этакое воспринимать.

Так все и случилось.

Поднялся Евлентьев с дивана, тяжело поднялся, словно бы даже по частям — сначала одну ногу сбросил на пол, потом вторую, рукой ухватился за подлокотник и наконец встал на ноги. Медленно подошел к креслу и так же, как вставал, по частям, опустился на серый затертый палас, который служил, похоже, не одному поколению.

Помолчал, глядя пустыми глазами в телевизор — там опять что-то жевали, глотали, отстирывали, выводили перхоть и прыщи, и опять возникала знакомая надпись: «Почувствуй вкус Америки».

— Значит, так, — начал Евлентьев и замолчал.

— Внимательно тебя слушаю, — сказала Анастасия. И Евлентьев все ей подробно рассказал. Вплоть до того момента, когда он расстался с Самохиным, а тот помигал ему мокрыми фарами, залитыми весенним дождем.

— Врет! — сказала Анастасия и включила звук телевизора. На экране бесновался истеричный мужик. Подпрыгивая и повизгивая, он расхваливал кастрюли, из которых питается вся Европа. И Анастасия снова убрала звук. — Тебя проверяли.

Но случилась накладка.

— Непохоже, — пробормотал Евлентьев с сомнением.

— Это был мой баллончик?

— Да.

— На меня во дворе бросилась собака, и я его испытала.

— Собака выжила?

— Да. Но скулила очень жалобно. Просто душераздирающе. Так, наверное, скулил и твой мужик.

— А зачем это Самохину?

— Чтобы держать тебя в руках.

— Ты бы его видела... Зеленый, заросший, загнанный...

— Люди подобного толка в большинстве своем обладают неплохими актерскими данными.

— Какого толка?

— Криминального.

— Он банкир, — сказал Евлентьев устало.

— Согласна. Банкир криминального толка.

— Мне не показалось.

— Значит, тем более криминального.

— Это хорошо или плохо? — усмехнулся Евлентьев.