Виктор Банев - Череп императора

— Слушай, может, позвоним моему приятелю? Он живет тут, через дорогу.

— Зачем? — удивилась Анжелика.

— Н-ну как… Вместе веселей…

— Вместе весело только по просторам шагать. Тебе что — моего общества мало?

— Да как сказать, — задумался я. — Пожалуй что твоего общества мне слишком даже много. Оказаться наедине с длинноногой блондинкой… Которая к тому же одета в мою рубашку…

— Рубашки пожалел, жмот. Давай лучше выпьем.

Мы выпили.

— Нет, серьезно, — сказал я, — ты о чести своей девичьей думаешь или как?

— В смысле? Объясни попонятнее, — сказала Анжелика. По ее улыбке было видно — насчет девичьей чести ей действительно не все понятно, неплохо бы ей что-нибудь такое объяснить.

— Пришла в гости к незнакомому мужчине, — сказал я, — ноги тут свои показываешь… Я, между прочим, поборник строгости нравов. Можно сказать, профессиональный защитник нравственных устоев. И — имей в виду! — принципиальный противник случайных связей.

— А кто сказал, что наша связь случайна?

«Ага, — сказал я. Подумал и добавил: Вот, значит, как». Потом еще подумал и сказал: «Ну, тогда конечно. Тогда другое дело».

Неожиданно оказалось, что «Джонни Уокер» кончился.

— Да будет земля ему пухом, — сказала Анжелика.

Я пообещал, что сейчас приду, и пошел посмотреть, что там еще есть в баре. Выбор пал на почти целую бутылку немецкой вишневой водки нежно-розового цвета. Типично дамский напиток.

По дороге назад я захватил из серванта пару пузатых рюмок. «Ну не пить же нам вишневую водку из той же посуды, что и шотландский виски, — подумал я. — В самом-то деле! В лучших домах так, пожалуй, не делается…» В том, что мой дом сегодня имеет отношение к лучшим, сомнений не было ни малейших.

Возвращаясь в кухню, я ударился плечом о косяк и чуть не выронил рюмки, но все обошлось. На душе было озорно и весело.

— Слушай, — сказал я Анжелике, выставляя на стол рюмки и бутылку, — ты, помнится, собиралась податься в писательницы. Не расписать ли нам бутылочку водки. Вишневой. Из Германии. Как считаешь?

— Из Германии? Шпрехен зи дойч? — почему-то сказала Анжелика. Глаза у нее были шальные и тоже очень уж веселые.

— Я! Я! — ответил я. — Ханде хох. Фольксваген. Штангенциркуль. Э-э-э… Пожалуй что Гитлер капут.

Под водку Анжелика достала из холодильника несколько железных банок «Спрайта». Откуда они там взялись, я боялся даже и думать. Прикинув и так и этак, решил, что спрашивать ее об этом пожалуй что глупо. Тогда уж придется спрашивать и про мясо, и про сыр с травками, и про то, что за кассета мяукает в магнитофоне.

Вместо этого мы выпили водки, и я сказал Анжелике, что в следующий раз пьем на брудершафт.

— Потому что это тоже немецкое слово? — спросила Анжелика. — Или мы когда-либо были на «вы»?

Я объяснил, что брудершафт — это отличный повод без лишних разговоров перейти непосредственно к поцелуям.

— Думаешь, уже пора? — деловито поинтересовалась Анжелика.

— В самый раз! — уверил я ее, положив для большей убедительности руку на грудь. По какой-то странной случайности это оказалась ее грудь. Анжелика, впрочем, не возражала.

— Потому что у нас не случайная связь, да? — уточнила она.

— Да-да! — сказал я. — Или ты против нескольких хороших поцелуев?

— Я?! Против хороших поцелуев?! Да за кого ты меня принимаешь?! И вообще, я еще в первый раз тогда, в клубе, сказала, что я не против.

«Еще в клубе»?… Доходило до меня медленно. В тот самый «первый раз»? В ту ночь, когда убили китайца?

Очарование вечера — полутемной кухни, фривольной музыки, длинноногой собеседницы — улетучилось моментально и полностью.

Глупо. Глупо и противно. Ты думаешь укрыться от реальности, отгораживаешься от нее стенкой из алкоголя, ничего не значащих слов, постоянного множества окружающих тебя лиц, но она, эта реальность, никуда не девается. Она здесь, всегда с тобой. Она напомнит о себе в тот момент, когда ты меньше всего этого ждешь. Можешь не сомневаться. Напомнит так, что ты еще долго не сумеешь о ней забыть. Я не хотел вспоминать о том, где я познакомился с этой девушкой. Я не собирался возвращаться к своим неприятностям последней недели, хотел просто приятно провести вечерок, выпить и поболтать. Но стоило Анжелике сказать всего одну фразу — «в тот первый раз… в клубе…» — и страшноватая реальность снова ворвалась в уютный мирок, который я попытался вокруг себя выстроить.

Я сказал: «Погоди, я сейчас» — и вышел в ванную. Заперся, напился из-под крана, сполоснул лицо. Из зеркала на меня смотрел небритый, потрепанный и явно усталый тип. С красными глазами и опухшими веками. От недосыпания, наверное. Пьян я все еще был, весел — уже нет. Я сел на край ванны и закурил.