Виктор Банев - Череп императора

И уж как было обойтись в Петербурге без буддийского монастыря? Доехать до него я так никогда и не собрался. А вот читал о нем в свое время много.

Монастырь этот — самый северный действующий буддийский монастырь планеты — носит замысловатое название «Дацан Гунзэчойнэй» — «Место распространения Святого Учения Будды, Сострадательного ко всем». И посвящен он таинственным божествам, живущим в Шамбале, северной стране вечного счастья. Долгое время тибетские буддисты подозревали, что Шамбала находится где-то на территории Российской империи, а потому, когда в 1909 году последний российский самодержец дозволил строительство в Петербурге этого самого монастыря, то деньги на строительство потекли рекой 6. Более того, по Тибету поползли слухи, что, мол, наследник престола цесаревич Алексей есть на самом деле воплощение одного из будд, что при попытках его крестить каждый раз он падает в обморок и что даже сам Далай-лама XIII признал в нем будущего Светоносного Просветителя Севера. В общем, не история, а кино про Индиану Джонса.

Ровно в двадцать минут одиннадцатого я бодрым шагом прошагал в ворота дацана. Чисто выбритый, пахнущий одеколоном и абсолютно трезвый. И опоздавший на встречу с китайцем второй раз подряд. Хрен его знает, в чем здесь дело, но каждый раз, когда я договариваюсь о встрече с китайскими дипломатами, автобусы перестают ходить, водители трамваев уходят в запой, а таксисты заламывают такие цены, что проще дойти до места пешком.

Впрочем, невозмутимый китаец Дэн виду, что ему надоело стоять под дождем, не подал. Я разглядел его стоящим у самой стены похожего на старинную крепость дацана, в толпе монголоидных граждан. Очевидно, местных прихожан. Рука у дипломата по-прежнему была сухая и жесткая, а улыбка — радушная и непроницаемая.

— Здравствуйте, Илья. Рад видеть вас в добром здравии, — церемонно проговорил он. По всему видать — учитель русского у него был хреновый. Не иначе как из белогвардейских эмигрантов. Или насчет «здравия» — это он так закамуфлированно мне угрожает?

— Добрый день, господин Дэн. Извините, что пришлось опоздать.

— Что вы, что вы! Вы как раз вовремя — служба вот-вот начнется. Вы когда-нибудь присутствовали на храмовых буддийских богослужениях?

— Нет, — честно признался я. — Что-то не доводилось.

— О-о, тогда вам будет очень интересно, — чему-то усмехнулся Дэн.

— Пойдемте вовнутрь? — предложил я. Вести светскую беседу, стоя под проливным дождем, было довольно утомительно.

— Нет-нет, — по-прежнему улыбаясь, замахал руками Дэн. — Еще рано. Все самое интересное пока что будет происходить здесь.

Что он имел в виду, я понял почти сразу. На крыльцо дацана медленно выплыли трое монахов. Настоящих, буддийских, в малиновых плащах. Судя по лицам — явно не местных. Чем черт не шутит? — вполне возможно, что и самых настоящих тибетцев.

Тот, что шел впереди, нес в руках громадную, размером с большой самовар морскую раковину. Прошагав прямо под дождь, монах явно с трудом поднял ее к губам и пронзительно затрубил. Даже не затрубил, а заревел — словно раненый доисторический зверь игуанадон. Дремавшие на теплом, укрытом под навесом крыльце монастыря бездомные кошки тут же проснулись, в ужасе заметались и бросились врассыпную. Обведя окрестности бесстрастным взглядом азиатских глаз, монах медленно зашагал вдоль гранитной стены монастыря и скрылся за углом. Двое оставшихся лодочкой сложили ладони перед грудью и потрусили за ним. Скоро из-за угла дацана снова послышался рев раненого игуанадонта.

— Куда это они? — почему-то вполголоса спросил я.

— Перед службой монахи поклоняются четырем сторонам света, — с довольным видом принялся объяснять Дэн. — Считается, что это — э-э-э… как бы это сказать по-русски? — уничтожает грехи, накопившиеся на человеческой душе…

Надо же, как все просто, удивился я. Прогулялся вокруг храма, и все. Грехов как не бывало. Легко, должно быть, живется этим буддийским парням. Интересно, почему-то подумалось мне, а если бы вокруг этой гранитной коробки пробежался бы Джи-лама, он тоже был бы чист, аки голубица? Хотя да, он же был богом. Богам грехи замаливать не перед кем.

Несмотря на довольно холодный дождь, монахи со своим обходом что-то не торопились.

— Вы буддист? — от нечего делать поинтересовался я у китайца.

— Нет, что вы, — настороженно улыбнулся Дэн. — Я член партии. В смысле КПК — компартии Китая. Но у меня была бабушка, которая была ревностной буддисткой. Соблюдала все ритуалы. Когда я был маленький, мои родители жили вместе с ней и я иногда подглядывал за тем, как она ставит свечи, кланяется, по четкам читает мантры… О ней знала вся улица, и соседские мальчишки даже дразнили меня «Дэн — внук буддийской бабушки». — Китаец громко засмеялся, обнажив торчащие вперед плохие зубы. — Впрочем, у нас в Китае буддизм не такой, как в Тибете. Похожий, но не такой.