Юрий Иванов-Милюхин - Валютчики

Зябко передернув плечами, я впихнул сотку в карман. Мимо прошли Гена с Татарином. Поздоровались. Я машинально ответил. Кивнув Красномырдину, надумал уходить, когда тот остановил сообщением:

— Ничего не слышал?

— Что случилось?

— Беню, молодого пацана, что за Чипом стоит, в обед взяли на гоп — стоп. Вошел в ларек перелопатить деньги. Только открыл барсетку, как в бок что-то воткнулось. Хотел обернуться, через плечо голос, мол, давай бабки и расходимся. Беня локтем оттолкнул, ему по башке рукояткой от Макарова. Отдал, куда деваться. Приказали, чтобы не выходил из палатки, иначе пуля обеспечена. Беня дожидаться не стал, выскочил сразу. Тут патруль. Менты по рации базар перекрыли.

— Отмороженный? — негромко спросил я.

— Из Таганрога. Начал гнать, что пришел за долгом, а Беня его впервые в глаза увидел. Менты отоварили по почкам. Раскололся. Восемнадцать лет, еще в армию не ходил.

— Молодеет криминал, — дернул я щекой. — А ты задерживаешься. Не подъехал?

Красномырдин махнул рукой. Дойдя до поворота к главным воротам, я вытащил фальшивую сотку, порвав на части, выбросил в мусорный бак. Покосился на отделение милиции. Никого. Можно преревести дыхание и ехать домой расслабляться. До завтрашнего решающего дня.

Не успел зайти за порог квартиры, зазвонил телефон. Тревожилась любовница Людмила — везло мне на это имя. Предложил приехать самой. Пока она добиралась, съел тарелку сготовленного лично борща, поджарил пару кусочков вареной колбасы с яйцом. Любовница признавала только секс, за который расплачивался приличным столом с натуральными соками, пирожными, фруктами, рыночной ветчиной и модным йогуртом. За это получал бархатную кожу, матовые шары грудей с розовыми сосками, тонкую талию, округлую попочку, чувственные губы, вытворявшие немыслимое. Родная Людмила с сыном, наверное, забыла ко мне дорогу. Как потихоньку начал осознавать, прилипали женщины, не желающие обременять себя работой с домашними заботами. Но я радовался и таким редким приходам, лишь бы Данька ощущал мужскую поддержку.

— Как отношения с рыночной мафией? — сбрасывая модные туфли, поинтересовалась любовница. До меня она двадцать лет обслуживала начальника строительной организации, старше ее лет на тридцать, заимев при этом сожителя, грузина — студента, на двадцать лет моложе ее. Сочетание старого и молодого любовников, наверное, в сумме давало паритет. — Не испортились? Я за тебя переживаю.

— Чувствую, — я провел сорокалетнюю, могущую дать сто очков двадцатилетней, женщину за уставленный стол. — А как у тебя? Пердун не достает? Гоги Мачаидзе не наезжает? В Грузии сейчас голодно.

— Когда ты перестанешь подначивать? — запихивая кусок ветчины в рот, промычала любовница. — Не Мачаидзе, это во первых. Во вторых, я отшила его сама. В третьих, Пердун позванивает. Я сто раз могла стать его законной женой. Машина, дача в черте города, многокомнатная в «дворянском гнезде». Это у тебя первый этаж, от сырости стены осыпаются.

Здесь ты права. Как трубы потекут — а текут они всегда — и подвал отсыреет, так по полу ползают слизняки. Наступишь на жирненького — такая мерзость.

Любовница поперхнулась, метнула уничтожающий взгляд. Проглотив кусок яблока отдышалась, принялась за еду снова. Я не торопил. Когда у нее и у меня в желудке улеглось, высказал заветное предложение, после которого мир на время переставал существовать:

— Так. Пора работать.

И все заняло привычные, и все равно по разному яркие, места.

Гардероб у Людмилы шикарный. Был случай, когда за понравившуюся вещь не пожалела сшитой своими руками шубы из натурального меха. А шить она умела. Еще стригла породистых собак. Если бы не начавшая прогрессировать похожая на шизофрению болезнь, проведенное в ее обществе время считалось бы не потерянным. Нырнув под одеяло первым, я почувствовал себя королем. У какого мужчины не зашевелится, если рядом с носом начнут стягивать с бедер, с выпирающего лобка тонкие трусики, несколько минут назад лежавшие на витрине стильного комка. Если сама женская фигурка, выскочив за витринное стекло, решила добровольно прыгнуть в продавленную многими предшественницами кровать с потертой простыней и комковатыми подушками в разноцветных наволочках.

К двенадцати дня я был на рынке. Бригадира на месте не оказалось. Ребята послали на автостоянку напротив высоченной колокольни с крестом на маковке и церковным двором вокруг. В огороженном участке соборной площади сверкал деталями навороченный джип «Чероки». Бригадир не появлялся и здесь. Я вернулся. Все знали, на валютный рынок затесался писатель, банкует не первый месяц, не отстегивая ни копья. И жаба проявляла себя в полный рост. Я старался держаться независимо. У них своя психология, основанная на принципе выживания диких племен: