Роберт Блох: Вкус к убийству. Сборник детективных произведений английских и американских писателей

Джон повернулся и той же дорогой медленно двинулся назад. Плечи его потяжелели, он чувствовал себя усталым и опустошенным. Интересно, подумал он, что теперь сказать Беллу…

Везерби вышел на тропу чуть восточнее «Королевского торса». Пивная была закрыта, огни внутри не горели. Его это даже обрадовало — никого не хотелось видеть. Ему казалось, что неудача написана у него на лице, что любому прохожему не составит труда догадаться о провале его затеи. Он медленно брел по тропе — по самой ее середине — и оглядывался по сторонам. Он боялся совершить новую ошибку, тем более сейчас, когда он почти решил прекратить поиски. Больше всего на свете Везерби хотелось сейчас вернуться в безопасное тепло своей комнаты, а поутру выехать в Лондон и покончить с таким безрассудным риском. И все же для такого человека, как Джон Везерби, каким он был в прошлом, а во многом и оставался в настоящем, загадка эта сохраняла свою притягательность, превозмогая даже перспективу возможной гибели, и он все явственнее ощущал, что чувства его отчаянно восстают против рассудка.

Наткнувшись взглядом на заросли кустарника и все еще переживая внутреннюю борьбу, Везерби поначалу совсем не обратил внимания на телефонную будку, пока чуть ли не уткнулся в нее носом. Он машинально отметил, что внутри валяется ворох какой-то одежды, а дверь будки слегка приоткрыта. Полностью закрыться ей мешала нога человека, просунутая между самой дверью и боковой стойкой. Трубка безвольно болталась на шнуре. Везерби распахнул дверь и заглянул внутрь. Следом за ним в будку ворвался ветер — он чуть колыхнул трубку, повернул ее вокруг оси. Немного не доставая до пола, она покачивалась как раз в том месте, где должна была находиться голова человека. Почти бесстрастным взглядом Джон окинул одежду и сразу понял, кому принадлежали эти окровавленные лохмотья.

Вот уж поистине грандиозный заголовок для первой полосы газеты, которую представлял Арон Роуз.

Рука Везерби потянулась было к трубке, чтобы набрать номер полицейского участка, когда его вдруг захлестнула волна безудержной ярости. Он ненавидел самого себя. Глядя сейчас на свою собственную, как бы безжизненную руку, словно молившую о помощи, Везерби с неведомой ранее силой почувствовал презрение к себе — чувство это было отчасти спасительным, ибо помогло ему сохранить ясность мышления. Он вышел из будки и позволил двери, мягко стукнувшись о ногу Роуза, медленно закрыться, после чего принялся внимательно осматривать почву у тропы. Следы были, и он пошел по ним. Сейчас Везерби не соблюдал никакой предосторожности. Его охватила страсть, осторожность не составляла самую главную ее часть, и дело было даже не в том, что он боялся умереть — просто ему надо было выжить, чтобы самому нанести роковой удар. На сей раз он не допустил ни одной ошибки. Охотник совершает промашку только тогда, когда раздумывает.

Следы вели вдоль кустарника, почти точно по тому же пути, по которому совсем недавно шел Везерби, только в обратном направлении. Мозг охотника машинально отметил, что хищник то и дело низко припадал к земле, особенно когда передвигался с достаточно высокой скоростью. На каком-то отрезке дороги Везерби совершенно отчетливо видел цепочку следов, но затем она, как и в прошлые разы, неожиданно оборвалась. Охотник не стал долго раздумывать и сразу же двинулся дальше. Он увидел сломанный стебелек травинки, примятый мох и тут же — едва заметный отпечаток человеческой ноги. Теперь перед ним ясно открылась вся картина. И он невольно поразился, что не смог разглядеть ее раньше. Сейчас он почти не смотрел на следы, ноги вели его прямо, и он точно знал, куда именно направляется…

Байрон ждал.

Он сидел рядом с домом, но Везерби не пошел по дорожке, а приблизился со стороны деревянного сарая. Луна высвечивала затвор его ружья. Байрон встал и улыбнулся, отчего лицо его приобрело странное выражение; казалось, что он почувствовал даже какое-то облегчение.

— Как тихо ты подкрался, — проговорил он и аккуратно приставил к стене топор, который до этого сжимал в руке. — А то я уже начал сомневаться, что ты вообще придешь.

Везерби молчал.

— Скачки были великолепные. Жалко, что ты пропустил такое зрелище. На одном из препятствий произошла заминка — две лошади погибли, а жокей сломал ключицу. У одной кобылы сломался позвоночник, и она лежала, мучилась, бедняга, пока они ее не накрыли тентом — чтобы публика не видела, как ее пристреливают. Ну, чем не зарисовка с нашего мира, ты не находишь?