Александр Кулешов - Памятник футболисту (Скандал в благородном семействе)

На время чемпионата Европы процесс прервали, потом возобновили снова.

Он длился месяцы. Наконец наступил решающий день.

Это был какой-то грустный, скучный день. Шел дождь Поникшие пальмы словно исподлобья взирали на серое, лениво вздымавшееся море, запах соленой воды смешивался с сырым запахом дождя. Пустынные набережные, пустынные улицы, редкие прохожие — все наводило тоску. И, может быть, поэтому меньше было шума у Дворца правосудия.

Но шум все же был. Были кордоны полицейских в блестящих от дождя черных плащах, кучки рапидовских болельщиков в дождевиках с поднятыми капюшонами, с намокшими транспарантами в руках, на которых дождь размыл или замочил все буквы, с поникшими, напоминавшими мокрые тряпки, флагами, где, как и на небе, синева и белизна превратились в сплошную намокшую серость.

Но ряды машин, выстроившихся на площади и соседних улицах, свидетельствовали о том, что зал заседаний наверняка должен быть переполнен.

Так оно и случилось. Обычная элита, друзья и родственники подсудимых, журналисты, зябко потирая руки после пребывания на улице, ерзали на стульях, перешептывались, шуршали газетами.

— Встать, суд идет! — громко прозвучало в наступившей тишине. И финальный спектакль начался.

Обвинитель потребовал максимального наказания: три года тюрьмы и большой штраф для... истца — Бручиани и различные сроки — от года до двух с половиной — для остальных.

Ко всеобщему удивлению, адвокат Бручиани Гор выступил довольно вяло и не очень горячо спорил с обвинением. Но ведь никто и не знал, что Бручиани на этом процессе свое дело выиграл — он доказал «организации», что не обманывал ее, не прикарманивал ее денег, он ни словом не обмолвился о ней, называя в качестве махинатора и взяткодателя лишь себя. Ему уже дали понять, что все это оценено и что в дальнейшем «организация» не откажется от его услуг. А трехгодичный срок, который, погуляв по апелляционным инстанциям, превратится в год условного заключения, и несколько тысяч, которые придется отвалить, — это все пустяки. Деньги он быстро вернет, Джина права — на продаже бронированного лимузина и увольнении телохранителей он заработает больше.

Волновались игроки, тренеры.

Наконец выступления закончились, и председательствующий объявил, что суд удаляется на совещание.

Судьи ушли к себе, присяжные к себе, а публика вышла в мраморный холл, холодный и мрачный. Люди разбрелись кучками, обсуждая возможные варианты приговора, жарко споря, возмущаясь, восхищаясь, осуждая и всячески комментируя речи обвинителя, адвоката и других участников процесса.

— Это же скандал, — громко разглагольствовал толстяк, в сине-белый галстук которого был воткнут золотой значок «Рапида», — форменный скандал! Честных, порядочных юношей, все силы отдающих спорту, словно воров, сажают на скамью подсудимых!

— Они и есть воры, — иронически усмехаясь, возражал длинный желчный старик, — они украли у своих болельщиков самое святое — веру в чистоту спорта.

— При чем тут чистота! — возмущался толстяк. — Футбол — игра. Тотализатор — неважно официальный или подпольный, не вижу разницы — тоже игра. Все играют — футболисты па поле, болельщики па трибунах. Почему же их никто не судит?

— Потому, — въедливо скрипел старик, — что они жертвы. Их обманывают те, кто играет на поле.

— Это пе доказано!

— Юридически, может быть. Но мы-то в зале все понимаем.

— Вы ничего не понимаете! — Толстяк воинственно тыкал старика во впалую грудь. — Спорт всегда велик и чист! Это не требует доказательств.

— Еще бы, — не сдавался старик, — этот процесс как раз яркое тому доказательство. Сплошные ангелы сидят на скамье подсудимых, даже крылья видны...

В другом углу, по-заговорщически сбившись в кучку, шепчутся несколько бородатых юношей, неизвестно как сумевших проникнуть па процесс.

— Если их осудят, — говорит самый свирепый, сверкая глазами, — мы перестреляем всех судей, присяжных... Я уже записал их фамилии, узнал адреса.

— Брось, — говорит другой, — убить судей не так просто, их, небось, охраняют. И потом, что это даст? Приговор-то уже состоится. Нет, надо по-другому. Надо всем им послать письмо: мол, если не оправдаете, то берегитесь, прикончим. Без подписи, конечно. Или, скажем, «карающий мяч».

— Лучше «пустые ворота», как твоя голова, — иронизирует Свирепый. — Да они таких писем по сто штук в день получают. Нет, надо что-то посерьезней...

— Есть компромиссное предложение, — вмешивается еще один юный бородач с такими густыми бакенбардами, словно они искусственные, — мы можем совершить акцию: проколоть шины на их автомобилях или гвоздем нацарапать череп на радиаторе, окна выбить, ну, в таком роде...