До шести вечера он был свободен. Андрей перевернул брезент чистой стороной и погрузился в состояние покоя. В ближайшие часы он не был занят физическим трудом — стоило предположить, что он был занят умственным. Работа мозга чередовалась периодами сна. В шесть часов он поднялся, сунул в мешок все, что счел необходимым, и покинул берлогу.
Островский двигался четко на восток. Раздвигал ветки, перебирался через залежи бурелома, держался подальше от подозрительных выпуклостей. Опасные участки он обходил стороной. Несколько раз возникало чувство, что он здесь не один, но в этом не было ничего необычного, он даже не смотрел по сторонам. Минут через двадцать Андрей вышел к Белянче и залег за поваленным деревом. Речушка журчала по перекатам, обтекала глыбы известняка, торчащие из воды, — они напоминали обглоданные пещерные сталагмиты. Между урочищем и берегом тянулась дорога, но пользовались ею редко, колея заросла бурьяном. На правом берегу все выглядело по-иному, ярче, оптимистично. Зеленел сосновый бор. Над Егорьевским заказником царил птичий гомон, высоко в небе кружили орлы. Такова уж особенность этой местности. Белянча — четкая граница. Слева — темное царство, напоенное странностями, справа — светлое, в красках и живности. Две стороны одной медали, и вовсе не факт, что слева все плохо, а справа все хорошо…
До нужного места предстояло пройти на юг, в сторону райцентра. Андрей погрузился в лес, вынырнул через несколько метров. От волнения немели колени. Он перебежал поляну, окруженную дикой жимолостью, пересек «условную» дорогу и залег за глиняным выступом. Покатый берег был как на ладони. Каменные плиты валялись в беспорядке, съезжали в воду. Сердце колотилось, дышать становилось больно. Неужели все пришли? Он посмотрел по сторонам — не привели ли хвоста? Глянул на часы — до назначенного времени оставалось четыре минуты. Можно подождать, вжиться в обстановку…
На берегу расположилась троица: женщина и двое мужчин. Они почти не изменились — во всяком случае, издали. А ведь всем уже за тридцать… Жилистый субъект с торчащими ушами и залысиной на лбу сидел на камешке и вырезал из тальника свистульку. Он что-то напевал. Это был Борька Парамонов. Нервный, дерганый, подверженный эмоциям, обладатель страшноватой физиономии, лучащейся бездной обаяния. У плечистого типа с удочкой обаяния не было вовсе, зато Игнат Бурлаков обладал голливудской внешностью и вообще был неплохим человеком. Женщина вскарабкалась по камням, вдающимся в воду, села на корточки. Осиная талия у этой особы уживалась с тяжелыми бедрами и упитанными ногами — вечный бич Галки Шиффер. Данная проблема волновала ее в школе, волновала после школы, а сейчас, похоже, перестала волновать — ввиду своей полной неразрешимости. У Галки имелись и внешность, и обаяние, но чтобы эти качества отметить, рядом с ней нужно провести не один год.
Игнат подсек леску, чертыхнулся на обглоданного червяка.
— Не понимаю, чего ты хочешь поймать? — зевнул Борька, выбрасывая недоделанную свистульку.
— Рыба-падла называется, — буркнул Игнат. — Не ловится потому что…
Галка находилась у самой воды. Сняла длинную кофту, мешковатые штаны и осталась в купальнике. Села на корточки, чтобы оценить температуру воды. Поежилась — солнышко светило по-летнему, а вот вода была прохладной.
— Отлично! — обрадовался Борька. — В нашей бане — женский день.
— Даже не надейся, Парамонов, — проворчала Галка, принимая задумчивый вид.
— Еще постой немного, — предложил Борька. — Уж лучше так, чем никак.
— Да не, уже значительно хуже, — проворчал Игнат, извлекая из консервной банки червяка. — Раньше было лучше. Поизносилось то, в чем мама Галку родила.
Девушка чуть не поперхнулась, со злостью уставилась на Игната… и оступилась. Ахнула, закачалась, поняла, что не удержится, — и оттолкнулась пяткой, чтобы не разбиться о камень.
— Красиво, елы-палы… — вздохнул Борька. — Умеет же она зажечь!..
Галка вынырнула, отплевываясь и нецензурно ругаясь. Шустрыми саженками поплыла к берегу.
— Упала, — резюмировал Борька. — Падшая женщина.
— Ругайся культурнее, Галка, — посоветовал Игнат. — Твои матерки больно ранят наш слух.
— Почему я должна ругаться культурно? — возмутилась Галка, выбираясь на камень. — У нас сегодня день русской культуры?
Андрей засмеялся, сполз с обрыва и направился к «отдыхающим». Они повернулись — дружно, как по команде, — и застыли, словно в фильме ужасов, с объятыми страхом лицами. Ступор сразил на полном серьезе — они не играли. Призрак из прошлого неумолимо вторгался в их жизнь. Мокрая Галка застыла в ступоре, глупо приоткрыв рот.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу