Борис Селеннов - Несколько дней из жизни следователя (сборник)

— Да, если позволите, — Симонин — плотный, с залысинами человек лет пятидесяти с лишним, в строгом элегантном костюме— прокашлялся. — Товарищи, я целиком и полностью согласен с выводами Николая Семеновича. Хочу в дополнение коснуться вот чего. Несколько лет назад, как вы знаете, мы проявили весьма полезную инициативу: организовали заготовку у населения цветочного посадочного материала и поставку его в разные нуждающиеся в цветах районы и организации. За истекший период мы смогли воочию убедиться в плодотворности этой идеи. Наша продукция нужна позарез. Цветущие бульвары и скверы, улыбки людей — это ли не благодарность за наш скромный труд! Так вот, есть возможность расширить заготовки и, я думаю, Николай Семенович, надо этим заняться в самое ближайшее время.

Бурдин почему-то отреагировал на инициативу кисло, без энтузиазма, даже как-то поморщился с досады.

— Здесь есть сложности, Сергей Анатольевич. Возможности нашего аппарата ограниченны... Да и коммерческого опыта недостаточно.

— Вот именно, — поддержала Бурдина главбух общества Софья Ивановна Скрябина — тощая дама с прокуренным хрипловатым голосом. — Я считаю, что эту затею вообще пора прикрыть. Устав нашего общества такие операции ,не предусматривает. Они не соответствуют ни целям, ни функциям общества.

— И так всегда, — укоризненно заметил Симонин. — Стоит только проявить полезную инициативу, предприимчивость, как тут же вы нам уставы и параграфы. Нельзя же так, в самом деле! От нас сегодня деловитость требуется, де-ло-ви-тость. Кому мы приносим вред нашими цветами, скажите, кому?

— Резон есть, конечно, — вяло заметил Бурдин.

Симонин вопросительно посмотрел на него, озадаченный двусмысленностью замечания. Бурдин забегал зрачками, суетливо надел очки и подытожил:

— Ну ладно, обсудим, обдумаем. А на сегодня закончим.

Служащие разошлись, остались только Бурдин и Симонин.

— Ив чем же вы видите резон? — нагловато осведомился зам.

— Потом, потом, — невразумительно ответил Бурдин.

Дело № 23561.

Сообщение о несчастье поступило 11 июля в 14 часов 18 минут. Взволнованный женский голос продиктовал по телефону адрес и тут же прервался короткими гудками. Дежурный по РУВД не успел даже справиться о фамилии абонента.

К старинному трехэтажному особняку следственно-оперативная группа подъезжала с сиреной и включенными мигалками. Однако спешка оказалась излишней. Минуты здесь ничего не решали. То, что произошло, случилось не сегодня и даже не вчера.

Тело Лели Ведниковой лежало на кухне лицом вниз, «руки вдоль туловища, согнуты в локтевых суставах» — так следователь Петрушин напишет в протоколе. «Грубых телесных повреждений при осмотре не обнаружено» — так продиктует ему судебно-медицинский эксперт. А затем следователь зафиксирует: «На коробке кухонной двери справа имеются брызги, похожие на кровь, в виде восклицательных знаков, острые концы которых обращены вниз и в сторону внешней части двери под углом 45°». При последующем исследовании трупа будет установлена точная причина смерти Ведниковой: вдавленный перелом костей черепа, причиненный предметом с ограниченной ромбовидной поверхностью.

Сообщение о совершенном преступлении оказалось очень запоздалым, дело усугубляла июльская жара. Все это крайне осложнило работу эксперта-медика, весьма и весьма ограничило возможности экспертизы.

В квартире был форменный хаос: все перевернуто, перерыто. На полу завалы одежды, белья, книг, газет, писем, открыток. Мебель сдвинута, двери, дверцы, ящики, шкатулочки распахнуты для всеобщего обозрения. Впрочем, обозревать было почти нечего: все содержимое в чудовищном беспорядке, в несовместимом соседстве, в противоестественном сочетании покоилось на полу, креслах. На рояле лежал молоток, на пылесосе роскошное вечернее платье из черного бархата. Изящные мраморные статуэтки, вазочки из богемского стекла валялись, пересыпанные специями, сушеными травками, ржавыми гвоздями и шурупами. Лишь стены хранили строгий, исстари заведенный порядок вещей: из портретных рамок вдохновенно и отрешенно взирал Чайковский, по-детски заразительно смеялась Анна Ивановна Ланская-Грюнфельд, пожелтевшие афиши извещали о предстоящем концерте старинного русского романса, лирических песен советских и зарубежных авторов.

Нетрудно описать весь этот разгром, чтобы дать общее представление о случившемся. Но как отразить его строгой лексикой протокола, чтобы максимально точно зафиксировать детали обстановки, которые должны стать отправной точкой поиска, исследования, доказывания? С чего начать, как описать? Уравнение со всеми неизвестными...