Борис Селеннов - Несколько дней из жизни следователя (сборник)

И откуда берется у писателей эта прорва сюжетов! Неужели только из игры воображения? Ну ладно я. Может, мне просто не повезло в жизни. Но и у других, насколько я знаю, не густо с этим даром. Есть у меня друг Валерий Матвеевич. Отдал следствию намного больше, чем я. А попроси его припомнить что-нибудь из практики — и, кроме «колбасника Козырева» да еще двух-трех дел, уже хорошо известных друзьям и знакомым, ничего не вытянешь. «Колбасника Козырева» мой друг предпочитает всем остальным историям. Но не знаю, сюжет ли это... Так, для небольшого рассказа, может быть, да и то... Впрочем, судите сами.

Гражданин Козырев был человеком, давно испортившим свою репутацию. Судимым, правда, не был, но пил, забулдыжничал, пробавлялся на временных работах, потому что на постоянную его уже нигде не брали. Но в одном из продовольственных магазинов, где нехватка кадров была трагической, в Козырева поверили. Ему вручили большую корзину с одесской колбасой и послали торговать навынос. И вот стоит Козырев на углу оживленной улицы в белом халате, белой, как у врача, шапочке, весь накрахмаленный, стерильный, глубоко переживающий свое возрождение, переполненный чувством долга и материальной ответственности, и щепетильно точно отвешивает гражданам требуемые порции продукта, а получаемые деньги после тщательного пересчета складывает на дно глубокого потайного кармана под халатом. Так он торговал с десяти до одиннадцати. Подходила к середине третья корзина. И тут он забеспокоился, заволновался (водку в те времена начинали продавать с одиннадцати). Можно лишь догадываться, какая буря чувств бушевала в груди Козырева, какая происходила жестокая борьба мотивов, через какие сомнения пришлось переступить человеку. Но известно одно: в 12 часов 15 минут Козырев сорвал с себя халат и шапочку, бросил на произвол судьбы корзину с недопроданным товаром и исчез. Нашли его сильно выпившим и горько переживающим случившееся. Когда задержали, он ничего не скрывал, раскаивался. Единственное, что ни в какую не хотел признать, так это хищение колбасы, оставшейся после его бегства (корзина была обнаружена пустой).

— Но войди в мое положение, — возбужденно говорил мне друг, — на кого я ту колбасу повешу? За нее ведь должен кто-то отвечать, — и, детально анализируя объективную и субъективную стороны содеянного, доказывал, что в действиях Козырева по отношению к той брошенной на тротуаре колбасе наличествовал чистый состав хищения социалистической собственности, хотя случай не вполне типичный, поскольку нет видимого присвоения. Я тут же предложил свой вариант квалификации, приведя аргументы в пользу халатности (в данном контексте эту юридическую дефиницию следует понимать буквально, так как халат был главным признаком должностного положения обвиняемого Козырева). Спор приобретал сугубо академический характер, а сам сюжет не получал никакого развития. Кончались эти «истории» тем, что жена моего друга по требованию присутствующих решительно их прерывала и предлагала перейти к другим вопросам.

Но дело, расследованное следователем Петрушиным, мне кажется, может удовлетворить не только профессиональный интерес. Коль скоро оно попало мне в руки, хочу рассказать о нем поподробнее. Однако прежде необходимо заметить, что в реальной практике расследования редко бывает так, чтобы следователь занимался от начала и до конца только одним делом. Не получается. Приходится вести сразу несколько дел — такова жизнь. Петрушину еще повезло, он вел в этот раз всего два дела. Поэтому хочешь не хочешь, а документальный рассказ требует того, чтобы был учтен и этот фактор, иначе атмосфера расследования будет серьезно искажена. Кое-что поэтому придется рассказать и о другом деле. Итак...

Дело № 23561.

В одном из старинных московских переулков хорошо и содержательно доживала свои дни популярная в 30-е годы эстрадная певица Ланская-Грюнфельд Анна Ивановна. Время жестоко. Много ли осталось в памяти нынешнего поколения имен, блиставших в те далекие теперь годы? Пересчитаешь по пальцам. Почти забыто и это имя. В 39-м у Ланской-Грюнфельд что-то случилось с горлом, и в расцвете жизни и творчества она вынуждена была оставить сцену. Когда расследовалось дело, пришлось обращаться ко многим композиторам и другим деятелям культуры, чтобы лучше понять, что значило это имя в искусстве. Но мало кто мог его припомнить, А ведь были афиши, были выступления по радио, были статьи о ее творчестве.