Борис Селеннов - Несколько дней из жизни следователя (сборник)

Вот он, кстати, идет по улице города Почепа, мой герой, невысокий, коренастый, пожалуй, даже чуть полноватый человек лет сорока в кожаном пальто и шляпе — советник юстиции, районный прокурор Сазонов. Город его маленький, а район его очень большой и не очень-то легкий — земля малоплодородна, а главное, измята, изрезана оврагами, промочена болотами, захвачена (знаменитыми Брянскими) лесами. Как говорится, проблем хватает — хватает работы и прокурору. То и дело катит он по району на сбоем «газике», который, побывав в трех капремонтах и бесчисленных текущих, бряцает и гремит, как мешок с железным ломом, а все же старается, бежит. Иные хозяйства так же вот бренчат и только что не разваливаются на ходу, вперед, однако, тоже как-то продвигаются. Но как разболтан бывает их механизм, как разложено— и это, наверное, самое главное — сознание некоторых их руководителей, привыкших держаться на поверхности видимого благополучия путем ложных обязательств, сводок и клятв. Когда-то их вынуждали к тому жестокие обстоятельства, а теперь они сами привыкли, за долгие-то годы. Я вовсе не в восторге от того, что прокурор вынужден заниматься хозяйственными делами, и не уповаю на то, что одними только усилиями прокуратуры можно решить экономические проблемы. Но на данном этапе (когда многие просто отвыкли работать по-человечески) прокуратура вынуждена взять на себя не только социальные и нравственные, но еще и, так сказать, нравственно-хозяйственные функции. Хотя они и не просты. Всякий раз нужно понять: где нарушения вызваны несовершенством хозяйственного механизма, попыткой добиться хоть какого-то результата (об этом часто пишет «ЛГ»), а где — просто халтура или низменная корысть...

Едет прокурорский «газик», переваливается в глубоких, как ущелья, колеях, осторожно ползет через топи, застревает в грязи — вот так же порой тяжко и трудно идет сам прокурорский надзор (в прокуратуре три человека, считая самого прокурора, — некомплект). Ну послушайте, возможно ли это: стали они проверять распределение квартир в Почепском горисполкоме, нашли сплошные нарушения, сделали представление в исполком (пока его рассматривали, квартиры были, разумеется, заселены) и тут произошел эпизод, поразивший всех троих юристов в самое сердце. Некая молодая женщина заняла квартиру самовольно, прокуратура дала заключение о нарушении закона, но в исполком пришел почтенного возраста человек, отец молодой женщины, и сказал добродушно: «Конечно, по закону мы не правы, но давайте решать вопрос по-партийному». Что тут самое поразительное — формулировка «по-партийному» или тот факт, что «захватчики» квартиру все-таки получили? (В одном решении так и было сказано: «выдать ордера на самовольно захваченную площадь».) Начисто разрушенное правосознание!

Владимир Михайлович идет мимо книжного магазина, куда его тянет магнитом, но куда он даже вечером не сможет заглянуть— ждут дела. Он садится за рабочий стол и думает привычно: только бы не помешали ни звонком, ни вызовом...

Но постойте, кто может мешать прокурору? Есть Закон о прокуратуре СССР, который строго определил место и роль прокурора. Он — страж закона, обязанный осуществлять надзор за его выполнением и вмешиваться всякий раз, когда он нарушен, — это ответственная государственная функция. Он — представитель центральной власти на местах, от местной власти независим и подчиняется только вышестоящему прокурору. Так говорит закон — но, увы, в жизни так не всегда. В действительности закон этот зарос густым слоем дурных традиций и безобразной практики.

Кто, спрашиваете, смеет мешать прокурору? Да любой представитель местной власти, любое должностное лицо, и РАПО, и райпо, и прохожий молодец. Однажды вызвал к себе Владимира Михайловича предисполкома, в его кабинете сидел бригадир бригады строителей, который пожаловался, что им не выплатили положенных денег. И предисполкома потребовал прокурора к ответу! Ну позвонил бы он, спросил — Сазонов ответил бы ему, что, по предварительным данным ревизии, бригада сделала мало, а получила много, как бы не пришлось ей возвращать полученное. А теперь прервана работа, потеряно время, да и нервное напряжение — разговор был неприятный — не так-то скоро пройдет. Такой вызов может быть когда угодно.

Много сейчас корневых проблем вывернуто корнями вверх, многое стало ясно, четко обнаружился, например, и феномен сопротивления. О нем уже говорилось и с высоких трибун, и в печати, о нем вообще нередко приходится слышать — рассказывали мне о нем и на Брянщине. Наряду с перестройкой, наперекор и во вред ей идет сопротивление, причем часто именно на уровне районного руководства. Не всего, разумеется (и я сейчас говорю не о Почепе и не о конкретных лицах), но есть среди них люди, которые живут надеждой: пошумит перестройка и перестанет, поускоряется ускорение и остановится на месте, размагнитится воля действию, уляжется ветер. Спокойно станет и тихо. Возродятся былые традиции (кстати, мне рассказывают о возникшем явлении «ухода в Брянские леса», вместо прежнего застолья устраиваются там вокруг пня с бутылкой — форма сопротивления антиалкогольной политике). А главное, снова умолкнет гласность и, стало быть, пройдет страх разоблачения, вновь можно будет заменить работу бумажными показателями. А пока суд да дело, большим подспорьем служит им депутатская неприкосновенность.