Борис Селеннов - Несколько дней из жизни следователя (сборник)

Потерпевший ЛАУРЕЦКАС П. 3.

Продолжение допроса

— Какие взаимоотношения сложились у вас с Камалом со времени вашего первого знакомства в доме Сильвестрова, и чем объяснить происшедшую метаморфозу?

— В начале нашего знакомства с Камалом Досымбетовым мы с женой больше слушали, нежели говорили. Жена как биолог также интересуется влиянием биологических объектов друг на друга. Поэтому мне показалось, что мы все трое обрадовались знакомству. Скорее всего, так и было. Я надеялся с помощью Камала проникнуть в суть восточной философии, овладеть секретами психорегуляции, на которые без наставника — Учителя — могли уйти годы. Камал же, как я понял, увидел во мне человека, уважаемого в своем кругу, который может стать распространителем его взглядов в регионе, в данном случае в Вильнюсе. Поэтому он был особенно предупредителен с нами, пригласил на конференцию в НИИ востоковедения, несколько раз звонил нам в Вильнюс.

— Что он говорил вам по телефону?

— Вообще ни о чем, говорил, что пытается чего-то достичь в области психорегуляции. Был довольно ироничен к себе, ненавязчив.

— Так было всегда?

— К сожалению, нет. Примерно год назад я стал замечать у него жажду власти, появилась манера вести себя подобно императору. Он стал демонстративно навязывать свою волю. Если кто-то позволял себе с ним не соглашаться, выходил из себя по малейшему поводу. Даже в мелочах требовал, чтобы его слово было последним. Формировалось что-то вроде секты Камала. Было и другое нововведение: «Нечего приезжать без денег!..»

— Какие события этому предшествовали?

— Наш приезд в его родной город Талас. Когда мы с женой приехали, в доме уже было много людей, в том числе и наши знакомые по Вильнюсу — самые рьяные поклонники Камала — Лорет Моцкиене, искусствовед, с мужем Зигмантом Моцкисом, Штройс, молодые девочки, учащиеся техникума. Разговор на научные темы в таком коллективе не получался, да Камалу и не о чем было говорить. Иногда он изрекал какие-то истины. Эркабай в основном занимался пловом. Я всегда смотрел на него как на народного умельца вроде Насреддина. Кроме того, его явно интересовал слабый пол. От Досымбетова не укрылось мое разочарование в нем.

— Как протекала жизнь в доме, когда вы находились там?

— Мы были всего два дня. У меня и у жены осталось впечатление, словно все, к То там находился, ждали какого-то чуда. Но чуда не было. Подолгу сидели вечерами молча, погруженные в себя. Говорили мало.

— Платили ли вы какие-либо деньги Камалу или Эркабаю во время проживания в Таласе?

— Когда мы прибыли в Талас, к нам подошел Эркабай, спросил, есть ли у нас деньги, и сказал, чтобы мы отдали их ему. Я решил, что здесь такое правило, и все деньги, что у нас были, около двухсот рублей, отдал Эркабаю. Перед отъездом я сказал Эркабаю, что мы уезжаем, и он дал нам часть денег на покупку авиабилетов, а после моей просьбы добавил еще двадцать рублей. В целом впечатление о поездке у меня осталось очень нехорошее. Окружавшие Камала восторженные поклонницы, в том числе несколько очень молоденьких девушек из Литвы, обращали на себя внимание. Когда я попробовал поговорить с одной из самых ретивых из них, тем более что она родственница нашего знакомого, я вызвал недовольство Камала.

— С кем вы общались в Таласе?

— Вместе с нами там находился киноактер Сабир Жанзаков с женой. Жены наши сразу же нашли общий язык и Вильгельмина пригласила Терезу в гости в Вильнюс. Мне был интересен Жанзаков, по-видимому, я ему тоже, но он старался держать себя нейтрально и в то же время, как я заметил, боялся разозлить Камала и почти унижался перед ним, доказывая свою лояльность. Этого я не мог понять.

В Таласе что-то произошло. Когда мы уезжали, Камал холодно кивнул — он не простил мне независимого поведения. Но я не нуждался в Камале, ибо понял, что знания его довольно поверхностны и он не тот человек, за которого себя выдает.

Короче говоря, мы быстро уехали. Да! Еще я обратил внимание на то, что Камала окружает несколько парней в черных куртках, которые вели себя странно, производили впечатление телохранителей, молчаливых послушников; им откровенно нравилось впечатление, которое они производили, — роботов... Явно с молчаливого одобрения Камала они игнорировали меня и мою жену, демонстративно прекратили с нами здороваться. А один — по-моему Максим Шаншевич — сказал довольно громко, чтобы мы слышали: «Мы люди Камала. Остальным нечего здесь делать...» «Люди Камала...» Нам стало не по себе. Тогда мы с женой еще не знали, что очень скоро они ворвутся в наш дом...