Владимир Колычев - Не верю в доброту братвы

Так тридцать суток и отмучился на хлебе и воде. А сегодня второй срок закончился, и Глеба вернули в барак. Ужин в столовой показался таким вкусным. Утром будет завтрак, а дальше что? Екимов ничего не говорил про третий срок, но ведь он может устроить. А там нары голые, жесткие, и тоска смертная. После камеры в «ШИЗО» условия в бараке кажутся санаторно-курортными. И матрас кажется мягким, как перина…

Глеб уже засыпал, когда к нему подошли.

– Эй, тебя зовут! – Широкоплечий верзила тронул его за плечо, хотя мог ударить и ногой по голени. Это Кустанай, «бык» из свиты нового «смотрящего».

Власть в отряде переменилась. Глеб почему-то не удивился, когда узнал, какой сатана нынче правит здесь бал. Сокол занял место покойного Густава, окружил себя охраной. С лагерным «смотрящим» у него полный ажур, а начальник зоны так и вовсе «крышу» ему делает. Говорят, деньги с воли пошли, а менты это дело любят. И деньги у Сокола есть, и мужик он, что называется, конкретный, потому все у него в шоколаде.

Глеб не стал спрашивать, кто его зовет, и так все было понятно. Очень хотелось послать Кустаная, но все-таки он сдержался. Вряд ли Сокол собирается поставить его на нож. Он же не дурак, чтобы разводить «мокрое» в бараке, для этого дела «промка» есть…

Сокол ждал его в комнате отдыха. Даже Густав здесь по ночам не «кировал», а этот обосновался, как ротный старшина в каптерке.

Видел его Глеб сегодня. Лощеный, холеный, роба сидела на нем, как дорогой костюм на бизнесмене. И сейчас он весь из себя, только вот одежда у него вольная – батник дорогой, джинсы. Стол накрыт. Вино, колбасная и сырная нарезки, конфеты в коробке, фрукты.

– Не хило ты устроился, мужик.

Глеб не стал ждать, когда он начнет первым, и взял инициативу на себя. А нахальный тон – это ему пеня за беспокойство.

Сокол удивленно смотрел на него. Дескать, он «смотрящий», у него власть, и с ним нельзя так нагло себя вести. Но Глебу по барабану, он сам по себе, и авторитетов для него не существует.

– Я не мужик, – покачал головой Сокол.

– А кто, вор? Не вор ты.

– Не вор.

– Тогда нечего тут из себя не мужика строить.

Глеб не стал дожидаться приглашения, сел на стул, вытянув одну ногу, другую он оставил в напряжении – мало ли, вдруг придется ловить выброшенный в него кулак.

На колбасу он старался не смотреть, но невыносимо приятный запах щекотал ноздри, а слюны натекло столько, что ее приходилось сглатывать.

– Борзый ты.

– Густав это уже говорил.

– И что?

– Плевать я на него хотел!

– Я думал, ты у него в свите…

– Да нет, я просто мимо в сортир проходил, – усмехнулся Глеб, вспомнив не столь уж и давний эпизод.

– А я и не понял… – Сокол выразительно коснулся пальцами подбородка.

– Жаль.

– Меня тогда убить могли.

– Извини, но это не мои проблемы. Здесь каждый за себя. Особенно когда ты сам по себе.

– Я тебя понимаю… Удар у тебя тяжелый.

– Тем и живу.

– Ты живешь, а кто-то уже на том свете.

– Это ты о чем? – напрягся Глеб.

– Захлебнешься сейчас, – усмехнулся «смотрящий».

– Не понял.

– Слюной захлебнешься… Угощайся. – Сокол щелкнул пальцем по тарелке с колбасой.

Но Глеб этого как бы не заметил. Он не собака, чтобы подбирать брошенную кость.

– Ты что-то там про тот свет сказал, – напомнил он.

– Слышал я, Густав к тебе клинья подбивал. Меня заказать хотел?

– Хотел, – не стал скрывать Глеб.

– Говорят, ему помогли на нож сесть…

– Да нет, сам он.

– Я ведь могу подумать, что ты принял заказ. – Взгляд у Сокола затяжелел, усилился до грозового ветра.

– Я не киллер, чтобы заказы принимать, – выдержал этот взгляд Глеб. – Я Густаву так и сказал. А он не понял, начал мне угрожать.

– Чем?

– А тем, чем на крючок можно взять… Завтра он бы еще мне заказ сделал… Я человек мирный, никого не трогаю, и меня не надо трогать. А Густав тронул…

– И Вагон хотел по тебе проехаться, было такое?

– Пустой разговор, – покачал головой Глеб.

– Да нет, не пустой… Ты все правильно делаешь, парень. Нельзя оставлять врагов за спиной… Я вот в свое время оставил… Это я про Густава… – Сокол поставил перед Глебом пустой стакан, наполнил его. И о себе позаботился. – Выручил ты меня очень, старик. Очень выручил.

– Плевать я на тебя хотел, – покачал головой Глеб. – Я о себе думаю. Только о себе.

– И тем не менее… У меня к тебе претензий нет. Может, у тебя что-то ко мне есть?

– Ну если у тебя ко мне претензий нет, то без вопросов.