В десять часов утра небо над кладбищем Юнион-Филд было безоблачным. Со стороны Атлантического океана дул легкий восточный ветерок, и влажность опустилась до тридцати процентов. Жара, мучившая город в течение всей прошлой недели, наконец спала, и температура держалась в районе приятных восьмидесяти двух градусов.
Свыше ста человек заполнили маленькую часовню, где отпевали Сидни, и многие еще остались стоять на улице. Айра и Сара Батчер, родственники, прихожане синагоги, куда ходили Батчер, коллеги по работе Айры. Здесь были также моя мать, семейства Мазерелли, Антонио, Камилли и «Налетчики» в полном составе. Мне еще никогда не приходилось видеть Мальчонку, Порошка, Луи, Прыгуна, Рыжего и Бенни при галстуках. Я даже не подозревал о том, что у Мальчонки, Рыжего и Бенни есть черные галстуки. Впрочем, как выяснилось, галстуков у них не было; они их одолжили у Луи.
Айра и Сара Батчер, казалось, были на грани истощения. Они разом как-то поникли, сгорбились, а глаза у них были красными от слез. Родители оставались рядом с телом Сидни всю ночь, с того момента, как его вынесли из больницы «Белльвю», и до начала траурной церемонии.
Оторвав куски черной ленты, раввин вручил их членам семьи, чтобы те прикрепили их к одежде. Затем были прочитаны псалмы, краткий панегирик и поминальная молитва, все на древнееврейском. Похороны показались мне очень простыми, достаточно короткими и красивыми. Дядья Сидни и двое двоюродных братьев подняли на плечи гроб из простых сосновых досок и отнесли его к могиле. Следом за ними шли сначала родственники, затем знакомые. По дороге процессия останавливалась семь раз, и каждый раз читался 91-й псалом. Затем гроб опустили в могилу, и родственники бросили на него по горсти земли.
Мистер Батчер знаком подозвал меня к себе. Нагнувшись, он взял горсть земли и вложил ее мне в руку.
— Сидни тебя любил, — сказал он.
Кивнув, я разжал пальцы, и сухая земля струйкой стекла в могилу.
До конца дня в квартиру Батчер на Тридцать шестой улице тянулся поток тех, кто хотел выразить соболезнования. И такое будет продолжаться еще семь дней. Все приносили с собой еду. Все выходцы из Сицилии, обитающие в нашем районе, навестили Батчер, после чего вернулись в клинику.
Когда мы приехали, отец еще не до конца очнулся от сна, усугубленного наркотиками. Он улыбнулся, здороваясь с нами, но появившийся доктор Дженнаро поспешил выпроводить нас из палаты. Отец попросил его разрешить мне задержаться на минуту, и тот скрепя сердце согласился. Подсев к изголовью кровати, я взял отца за руку.
— Винченцо… — начал отец. Его голос был тихим и хриплым, рукопожатие слабым. — Анджело рассказал мне про Колуччи… Я пытался этому помешать.
— Знаю, — сказал я.
— Ты знаешь, чего хочет Костелло?
— Анджело мне рассказал.
— Вероятно, мать с этим не согласится.
— Она уже высказала свое мнение.
— Винченцо… я хочу, чтобы ты ничего не предпринимал. Матерью движет гнев. Пройдет немного времени, и она одумается. Слушайся Анджело.
— Хорошо, папа. А теперь отдыхай. Маму я уговорю.
— Bene, — сказал отец. Улыбнувшись, он закрыл глаза.
Попрощавшись с матерью, я вместе с ребятами отправился домой к Бенни. Мы сняли пиджаки, ослабили галстуки и открыли по банке пива. Один за другим прошли к столику из дубовой двери и сели. Кое-где в углах оставался мусор, и в воздухе еще чувствовался запах пороха. Никто не произнес ни слова — все сосредоточенно изучали банки с пивом.
Я первым прервал молчание.
— Я получил письмо, — сказал я.
— Да? — спросил Мальчонка. — И от кого?
— От Франклина и Маршалла, — ответил я. — Две недели назад.
— Кто это такие? — продолжал Мальчонка.
— Это колледж. В Пенсильвании.
Все разом встрепенулись и, переглянувшись, подались вперед.
— Не врешь? — спросил Порошок. — И что тебе пишут?
— Туда недавно ездил мистер д’Августино, мой классный руководитель. Он привез мне анкету с просьбой о зачислении. Я направил ее — просто ради смеха.
— И?.. — с нетерпением произнес Мальчонка.
— Меня приняли на первый курс.
Все снова переглянулись. Луи тихо присвистнул, у Прыгуна глаза вылезли из орбит.
— В колледж? — переспросил Мальчонка, словно речь шла о полете на Марс. — Тебя приняли в колледж?
— Да, — небрежно подтвердил я. — Вот ведь какая задница!
Мальчонка был оглушен. Никто из ребят не представлял, что сказать. Первым пришел в себя Порошок.
— И что ты будешь делать?
— Понятия не имею, твою мать, — ответил я.
Читать дальше