Э. Винсент - Лето мафии

— С сыном Батчеров… Сидни.

Я опешил.

— Откуда ты его знаешь?

Отец тряхнул головой.

— А я его не знаю. Просто когда я узнал, что в соседней квартире появились новые жильцы, я навел о них справки. Его отец портной. Человек честный. Порядочный. У сына слабое здоровье, так?

— Да. Но Сидни отличный парень. Умный. Он мне понравился.

— Постарайся не оказать на него дурное влияние.

— Договорились.

— Bene. Grazie… [4] Хорошо. Спасибо (итал.).

Отец допил кофе, мы поднялись из-за стола, заключили друг друга в abbraccio, [5] Объятия (итал.). и я отправился переодеваться.

В половине девятого мы пробрались сквозь плотную толпу, которая, как обычно, выстроилась перед «Копакабаной». Вход был отгорожен десятком бронзовых столбиков, соединенных цепочками, одетыми в красный бархат. Однако вышибала у входа, заметив нас, тотчас же замахал рукой, приглашая нас пройти в начало очереди, и впустил нас в клуб. Как только мы оказались внутри, отец Луи, покинув свое место метрдотеля, поспешил к нам навстречу.

Мне всегда казалось, что внешне Луис Антонио напоминает Адольфа Менжу, [6] Менжу Адольф Жан — американский актер франко-ирландского происхождения, воплощал на экране образы изящных представителей высшего света. но только на итальянский лад. Луис Антонио был метрдотелем «Копы», но при этом у него были тесные связи с мафией, и хотя формально он не входил в группу моего отца, они были очень близки.

— Добрый вечер, джентльмены, — встретил он нас изящным поклоном.

— Привет, па! — сказал Луи, возвышающийся над отцом на целую голову.

— Никаких «па», — строго заметил Луис Антонио. — Не роняй мое достоинство!

— Извини, — виновато произнес Луи.

Улыбнувшись, Луис Антонио обвел нас взглядом.

— Привет, мальчики.

Улыбнувшись в ответ, я произнес с деланой строгостью:

— Молодые люди… я требую точности.

Рассмеявшись, Луис сказал:

— Очко засчитано.

Он проводил нас к заказанному столику.

Клуб был набит битком, но поскольку день был рабочий, толпа состояла в основном из туристов, бизнесменов и участников всевозможных съездов и конференций. Нам с Луи уже не раз приходилось бывать в «Копакабане» с нашими отцами, но Мальчонка и Порошок попали сюда впервые, и, пока мы шли к столику у эстрады, они восторженно озирались по сторонам.

Мы уселись, и Луис щелкнул пальцами. Тотчас же подскочил официант, и Луис сказал:

— Обслужишь их в лучшем виде, а счет принесешь мне. Эти… — бросив взгляд на меня, он улыбнулся, — …молодые люди — мои друзья.

Чувствуя себя взрослыми, мы решили отказаться от обычного пива: я заказал виски с содовой, Мальчонка — двойное виски, а Луи вежливо попросил принести бурбон с простой водой — этот рецепт он услышал в одном из фильмов с участием Богарта. Порошок заказал коньяк, потому что это было благородно. Через несколько минут официант принес наш заказ, мы чокнулись и стали пить. Мальчонка, Луи и я не спеша потягивали коктейли, одобрительно кивая, но Порошок, который не пил медленно ничего и никогда, опрокинул коньяк залпом и, поперхнувшись, закашлялся.

Через минуту свет погас, послышалась барабанная дробь, и оркестр исполнил первые такты «Из-за тебя», с первой пластинки Тони Беннета, разошедшейся миллионным тиражом. Публика взорвалась громом аплодисментов, свиста и восторженных криков, и из громкоговорителей послышался торжественный голос ведущего: «Дамы и господа, встречайте Тони Беннета!» Я не предполагал, что такое возможно, но овации стали еще громче, и, наконец, на сцену вышел Тони, взял микрофон и поклонился. Когда публика наконец начала успокаиваться, оркестр снова сыграл вступление к «Из-за тебя» и Тони запел. В течение следующих полутора часов все до одного присутствующие в клубе слушали его как завороженные.

После окончания концерта я встал и направился за сцену. Мой отец договорился о том, что Тони встретится со мной. Он понимал, что в гримерной будет настоящее столпотворение, поэтому я должен был прийти один и взять автографы для остальных ребят. Как и предсказывал отец, гримерная оказалась забита друзьями и знаменитостями, но Тони встретил меня очень любезно и даже поболтал пару минут, подписывая фотографии для ребят и для меня.

Я вышел от него с округленными от восторга глазами, сжимая фотографии, и, заворачивая за угол служебного коридора, столкнулся с шедшей навстречу девушкой. От удара мы оба растянулись на полу, словно марионетки, которым обрезали нити. После неуклюжих взаимных извинений мы улыбнулись, освободились друг от друга и поднялись на ноги. Освещение в коридоре было тусклым, но и его оказалось достаточно, чтобы разглядеть: девушка была сногсшибательно красивой. Пухлые губки, похожие на алые леденцы, ниспадающие до плеч янтарно-золотистые волосы и глаза, голубые как лед, которые оказались чуть ли не на одном уровне с моими глазами. Девушка была высокая, видная, а я был страсть как падок на видных девчонок с тех самых пор, как впервые увидел «Дом бурлеска» Билли Мински. [7] Театр в Нью-Йорке, где были поставлены одни из первых стриптиз-шоу. Театр был закрыт в 1937 году, так что Винни едва ли имел возможность побывать в нем. Однако эта девушка была на световые годы впереди всего того, что мне доводилось видеть на сцене Билли. Я сразу же обратил внимание на ее наряд: ныряющий вниз воротник, черные чулки в сетку, высокие шпильки каблуков. Судя по всему, гардеробщица, возраст лет двадцать пять. Внезапно до меня дошло, что девушка пристально смотрит на меня. Мне показалось, она меня оценивает — быть может, даже пытается прикинуть мой возраст — и мне тотчас же стало стыдно за свои восемнадцать лет. Оставалось только надеяться, девушка просто гадает, что я делаю за сценой. Наконец она одарила меня невероятно знойной улыбкой, намекавшей на то, что я произвел благоприятное впечатление, и первая нарушила молчание: