Кирилл Казанцев - Отпуск строгого режима

— Неужто? — поднял брови Борода.

— За что купил, за то и продаю. Мне Вертел рассказывал. Может, и притрындел чего, но такое вполне может быть. Логика в этом есть!

— А что четвертые?

Меланхолики… Чтобы работать с этими, надо железные нервы иметь. Мне лично очень трудно.

— Чего — очень чувствительные? Чувствуют фибрами, что вокруг делается?

— Да, они чувствительные, только по-другому. Вытащить кошелек у них — плевое дело. Но они начинаю реветь, жалиться.

— Ну хер с ними, пускай сопли по щекам размазывают, а ты в это время уходишь, — ухмыльнулся Борода.

— Так они так причитают, что хочется не то что лопатник вернуть, но еще туда свои бабки подложить. Очень тяжело. Я же не зверь.

— Как ты определяешь, кто это — холера, пингвин, флегма или этот мелкохолик? — с хитрым любопытством спросил Борода.

— Опыт — великий учитель. Смотрю и вижу.

— Че, значит, вот так позыришь — и сразу же нутро фраера видишь? Как у лепил на аппарате просвечиваешь? — скептическим тоном проговорил турок-месхетинец.

— Скорей всего, как таможенник, который не только смотрит, что у тебя в баулах, а еще пасет, как ты эти баулы тащишь.

— Говоришь, любого фраера раскусишь? — брал на понт Борода.

— Ну да, — самоуверенно произнес Валет.

— Щас проверим, как ты заливаешь.

Борода аккуратно отодвинул плотно занавешенные шторы, которые подельники задернули, чтобы посторонний взгляд не проник в номер. Наличие камер наблюдения Валет уже проверил. Приходилось верить хозяевам отеля, что они не ублюдки и свято блюдут неприкосновенность личной жизни клиентов — в номере видимых «глазков» и «жучков» не обнаружилось.

— Ну-ка, Валет, позырь на того чувака. Кто он по твоему ранжиру? — Борода, глядя на дорогу за забором, который отделял территорию отеля от остального света, указал на человека, копошащегося в мусорном баке.

Карманник внимательно посмотрел, на кого указывал турок-месхетинец, — человек в длинном то ли плаще, то ли темной тунике, похожей на поповскую рясу, в высокой шапке-скуфейке, бородатый и патлатый, под колпаком света, лившегося от уличного фонаря, отбирал из мусора ценные, на его взгляд, вещи — жестяные банки, стеклянные и пластмассовые бутылки.

— Что ты скажешь об этом «батюшке»? — повторил вопрос Борода.

— Это не просто «батюшка». Он знает местные законы, разбирается в ценах этих бутылок и банок, кому попало их не понесет.

— Ну, об этом бы и я догадался. На фига по дешевке сдавать то, что насобирал, — прокомментировал подельник.

— Он живет под кустом или низкорослым деревом, — продолжал Валет, — днем размышляет о смысле жизни на планете Земля, а вечером работает уборщиком, помогает жить другим, чтобы они не погрязли в собственной грязи. А приехал сюда он из селения, которое уничтожила стихийная катастрофа — селевой поток или оползень.

— Как братэллу Серегу Бодрова?

— Да!

— Откуда ты это все узнал!?

— Вижу и умею видеть…

— Да гонишь… — возмутился Борода, — полный гон и выпендрон. Только я не понимаю, зачем это тебе выеживаться перед корешем.

— Бляха-муха, гон, говоришь? сам присмотрись. Рожа у него полосатая.

— Как полосатая?

— Значит, спит днем под кустом. Загар так ложится. Одет как стародавняя секта, которая о нас с тобой молится. О таких в новостях трындели. Они вычищают наши грязные помыслы, и не только помыслы, а убирают наши отбросы. Тогда как раз говорили, что их селение в горах снесло селевым потоком.

— Ну ты даешь, у тебя в голове чан всякой всячины, и ты эту бурду по мастям раскладываешь… — удивился Борода — А кто он по твоему ранжиру?

— Скорей всего, сангвиник, только заторможенный тягомотными думами о смысле жизни. Но у таких брать нельзя, — заявил Валет. — Да у них ничего и нет. Разве что амулет стародавний, который на того, кто его стащит, несчастье наведет. Гол как сокол.

— Э, не говори. Я тоже иногда в ящик пялюсь, — не согласился Борода. — Видел я, как одного бомжа в Норвегии хоронили. Он всю жизнь банки из-под пива собирал. Так он миллионером оказался и столько всякого добра в разных загашниках припрятал — просто не поверишь. И никто рядом, бомжи такие же, как он, и не подозревал, что у него столько бабосов, — турок-месхетинец еще раз внимательно посмотрел на мужика в черной скуфейке, как будто хотел узнать, не скрывается ли у него под «рясой» мошна с золотыми монетами.

— У этого точно ничего за душой нет, — еще раз сказал Валет. — Брать надо у толстосумов, у жиреющих фраеров. Ощипывать их — то же самое, что делать липосакцию.