Владимир Капитонов - Подранок — ответный удар

— Но знаешь, уважаемый товарищ заключённый, можно все этого избежать. И тянуть свой срок вполне сносно. В общем, у тебя есть шанс.

— Что я должен для этого делать? — стараясь справиться с громким лязганьем своих зубов, спросил Василий.

— Вот это уже другой разговор, — словно масло по сковороде разлилась по широкому лицу Хозяина радушная улыбка, обнажающая два ряда белоснежных крепких зубов.

Потом пошёл инструктаж: как вести себя после «выводки», чтобы быть вне подозрения сокамерников, как сними общаться, какого рода информацию собирать и как это делать и ещё многое из тонкой работы стукача.

— Но знай, Василий, — Тамарин сознательно перешёл на имя заключённого, чтобы ещё боле расположить к себе своего нового «подсадного», — ни водкой, ни колбасой за твои успехи я угощать тебя не стану, ибо тут же тебя раскусят. И ещё вот что: лажанёшься хоть в одном пункте этой инструкции — пеняй на себя. Ничем не смогу тебе помочь. Но особо не переживай. Надолго я тебя в четвёртой камере не оставлю — переведу в хозчасть. А при первой же амнистии похлопочу. Обещаю. — Здесь Тамарин нагло врал. Не собирался он стукача ни переводить, ни хлопотать за него при первой же амнистии. Стукач останется в четвёртой до самого звонка. Не хватало ещё искать себе нового сексота. Но Василий поверил.

— Итак, ты всё уяснил и запомнил?

— Да, — утвердительно кивнул Стрельцов.

— А, Вася, чуть не забыл, — спохватился Тамарин. — Ты должен пройти в камере обязательную прописку. Традиция, — пожал плечами Хозяин, — и ничего тут не поделаешь. Бить будут. На стойкость проверять. Думаю, что выдержишь.

Василий невольно содрогнулся, но быстро взял себя в руки. «Лучше один раз перетерпеть, чем постоянно быть битым», — решил он.

Тамарин вызвал конвой. Но вместо тех двух сержантов в дверь кабинета Тамарина просунулась рыжая голова заместителя оперчасти.

— Разрешите, Валентин Андреевич.

— Пошёл вон! — побагровел Тамарин.

Тут же заместителя оперчасти сменил конвой. «Чёрт, неужели лажа вышла? раздосадовано подумал начальник тюрьмы, но тут же поспешил себя успокоить: верно, толстяк не разобрал моего имени». После того, как конвой увёл заключённого, Хозяин вызвал к себе не осторожно назвавшего при новом сексоте его имя заместителя оперчасти и устроил ему такой разнос, что тот не выдержал и подал рапорт об увольнении. Тамарин подписал.

Ну что ж, новый пассажир чист и западло за ним не числится, но «прописку» пройти обязан. Били вполсилы, не издеваясь. Стрельцов выстоял. И потекла лишённая разнообразия, серая жизнь заключённого. Но стукач своё дело делал. Шмоны проводились внепланово, хаотично и всегда заканчивались тем, что в четвёртой хате находили то, что тюремными правилами строго запрещалось. И всё чаще «резиновая» жизнь зэков четвёртой хаты растягивалась по их спинам резиновыми дубинками вертуханов, и всё чаще разнообразие в неё вносил карцер.

Крепко призадумался Коготь. Он Смотрящий, и ему эту беду разруливать. Он понимал, что в хате поселился стукач. Но кто? Из «недоверенных лиц» им мог быть любой, равно как и из «доверенных». Вычислять нужно, а без спеца — это голый номер. Вот тогда-то Коготь и пригласил к себе Кочана.

Сексот делал своё дело предельно аккуратно и без накладок. Но после появления в камере высокого, нескладного, худощавого гостя с холодным хитрым взглядом, он сразу понял, что в подозрении, и этот человек по его душу. Битюга облепил противный страх. Облепил с ног до головы, но он всё-таки смог разорвать эту липкую паутину и старался вести себя спокойно и непринуждённо. Василий давал сто очков вперёд, что уже встречался с этим типом. Но где и когда конкретно вспомнить не мог.

Мужик назвался Кочаном. Больше говорил «ни о чём», спрашивал о каких-то мелочах. В целом, ничего подозрительного в его речи Стрельцов не обнаружил. И облажался бы профи, будь известна стукачу одна деталь. Но, увы, о том, что имя Хозяина строго засекречено, сексот не знал. Да и не предупреждал его об этом никто. И Василию имя начальника тюрьмы было неизвестно до тех пор, пока не услышал он его из уст какого-то рыжего мента, заглянувшего в кабинет своего шефа.

Спросил Кочан, мол, как Хозяин его принял. Вася всего лишь уточнил: «Валентин Андреевич?»… Всё, больше никто и ни о чём его не спрашивал. Гость ушёл, и этот день в жизни Василия Стрельцова стал самым чёрным. «Раскупорил» его Смотрящий хаты Коготь, потом им занялась его свита, а уж после них все, кто пожелает из жильцов хаты. Было больно и до глубины души обидно. Даже повеситься от стыда и позора хотел, но духу не хватило.