Евгений Сартинов - Криминальный гамбит

— Я тоже не верил, что увижу его опять в этих стенах. Что же он суется головой прямо в петлю?

— Что он, не знает, что его ждет?

Жуков пожал плечами и предположил:

— А может, наоборот, чувствует себя настолько уверенно, что чихать он хочет на все наши потуги. Ты же знаешь, какие у него наверху связи?

— Да, ты прав. И что нам теперь делать?

— Как что? Прокурор дал санкцию на арест, надо брать.

— И кто это будет делать? Может, ты пойдешь?

— Почему я, почему не вместе? — удивился Голов. Жуков усмехнулся:

— Ты с ним в одном звании, тебе и карты в руки.

Но все решилось без их участия.

Мамонов услышал торопливые шаги, приближающиеся к его кабинету, и невольно подобрался. Он приготовился услышать стук в дверь, но она просто распахнулась.

На пороге с пистолетом в руках стоял лейтенант Михаил Ковчугин, и от взгляда на его лицо Мамонову стало нехорошо. Он ожидал увидеть кого угодно, но только не этого человека.

Рука подполковника скользнула к кобуре, пальцы привычно легли на ребристую рукоять пээма, но лейтенант быстро прошел вперед и, вскинув руку с пистолетом, нажал на спуск раньше, чем Мамонов успел вытащить оружие.

Первая пуля попала подполковнику в правое плечо, он зажал рукой рану и начал клониться набок, но лейтенант стрелял и стрелял, всаживая свинец в дергающееся тело почти уже мертвого Мамонова, пока в обойме не кончились патроны.

Наступила тишина. Лицо и китель подполковника были залиты кровью, голова откинута назад. Последние секунды жизни утекали вместе с каплями сочащейся крови, единственный оставшийся глаз Мамонова еще жил, выражал страдание и удивление, но судорога агонии, Электрическим разрядом пробежав по его телу, погасила последний признак жизни.

Михаил Ковчугин беспрепятственно спустился вниз, на ходу выкинул пустую обойму и зарядил новую. Выглянувший из дежурной части капитан не решился даже окликнуть лейтенанта, настолько безумным было выражение его глаз.

Ковчугин вышел из здания управления, спустился с крыльца и скрылся в темной аллее. Прошло несколько секунд, и в темноте блеснула вспышка. Прозвучал выстрел… Все было кончено.

В это утро Лариса Онищенко поднялась в беспричинно хорошем настроении.

Весело напевая, она приготовила вкусный завтрак, благо вчера выдали наконец-то долгожданный аванс, и пошла будить Алешку. Сын словно почувствовал настроение матери — не ревел, не капризничал, сам умылся и так же без хныканья и нытья пошел в детский сад.

До больницы Лариса летела как на крыльях, даже проскакала по квадратикам классиков, и ни у кого это не вызвало удивления. Ни комплекция, ни манеры Ларисы не выдавали в ней мать-одиночку с трехлетним стажем. Она скорее походила на восьмиклассницу — худенькая, голенастая, с несерьезным хвостиком русых волос на затылке.

В больнице все было так же замечательно. Она в первый раз за два года пришла раньше положенного времени, старшая медсестра впервые за все годы совместной работы улыбнулась ей. Но все это непонятное счастье длилось до того момента, пока Лариса не услышала знакомый голос.

— С-суки, костоломы, я вас всех за яйца подвешу! — неслось по коридору. — Мне же больно!

Лариса не поверила своим ушам и пошла на голос. Он доносился из процедурной, и, осторожно заглянув внутрь, она увидела только затылок крикливого пациента. Но и этого ей было достаточно, чтобы узнать того страшного человека, еще сутки назад заставлявшего ее убить Ольгу Орлову. Эти волосы цвета ржавчины с двумя завитками на затылке могли принадлежать только Вадиму Гусеву.

Лариса прижалась спиной к стене и, слушая, что происходит в процедурной, думала: «У меня две тысячи. Я их не хотела расходовать, хотела отдать ему обратно. А ведь это шубка для Алешки, валеночки ему, может, и я выкроила бы себе на осенние сапоги… Но надо отдать, а то так и будут приставать всю жизнь, требовать то одно, то другое».

Внезапно обожгла мысль о двух шприцах, лежащих у нее в шкафчике.

«Выбросить, — решила она. — И немедленно!»

Птицей она пролетела по коридору, ворвалась в раздевалку, открыла свой шкафчик и, осторожно взяв два шприца, положила их в карман халата. После этого уже шагом пошла к туалету, с твердым намерением избавиться от страшных предметов. Около процедурной она сбавила шаг, прислушалась и заглянула в приоткрытую дверь. Судя по тому, что Гусь перестал кричать, дело шло к завершению, это было видно и по движениям рук Богомолова.

— Ну вот, все готово, а ты орал как недорезанный, — сказал врач, вытирая со лба пот.