Мартина Коул - Без лица

Кевин Картер встал и попытался обнять разволновавшуюся жену.

— Успокойся, пожалуйста. Мы же знали, что когда-нибудь это обязательно случится.

Ему неприятно было видеть ее такой. В течение многих лет они создавали видимость того, что в их семье снова началась нормальная жизнь. Неприятности, связанные с их дочерью Марией, были забыты; по крайней мере, так казалось со стороны. Друзья перестали упоминать ее в разговорах. Но Луизе все равно было очень тяжело. Произошедшее просто убивало ее. Успокоительные таблетки, которые она непрерывно принимала с того времени, тоже не добавляли ей здоровья.

— Как она выглядела?

Луиза вырвалась из его рук и посмотрела на него так, будто он сошел с ума.

— Какого черта, что это значит? Она жива, в отличие от тех двух девиц, которых она забила до смерти!

— Лу, успокойся. Ради бога, я ведь всего лишь спросил. Ты сразу узнала ее? Ты вспомнила ее?

Она облизнула языком пересохшие губы и кивнула:

— Я бы узнала эту дрянь где угодно и когда угодно. Она выглядит похудевшей и более симпатичной, чем когда-либо, черт бы ее побрал. Это все, что я могу тебе сказать. Проклятая шлюха. Она всегда была проклятой шлюхой, с самого раннего детства…

Кевин пропустил слова жены мимо ушей. Луиза неоднократно повторяла их в течение последних лет, поэтому нужного эффекта они уже не производили. Ему захотелось выйти на улицу и посмотреть на свою дочь. Но он знал, что если сделает это сейчас, то вызовет слишком много никому не нужных проблем.

Кевин налил жене чашку чая и дал ей таблетку.

Мысль о Марии не оставляла его. В конце концов, что бы она ни сделала, она все равно его дочь. Но сейчас нужно позаботиться о Луизе. Ее болезнь — это ужасно! А после того как их сын Маршалл покончил жизнь самоубийством… Да, Марии придется за многое ответить. К горлу подкатил комок, и слезы сами полились из глаз.

Кевин Картер был человеком плотного телосложения и выше ста восьмидесяти сантиметров ростом. В молодости он был без гроша в кармане и боролся за то, чтобы добыть себе средства к существованию. И вот сейчас у него собственный небольшой строительный бизнес.

Картеры слыли довольно респектабельными людьми. Во всяком случае, так было когда-то, до смерти сына. Луиза продолжала каждый день ходить к нему на могилу. В тот роковой день Маршалл вставил себе в рот ружье и выстрелил, а Луиза с тех пор находилась в состоянии, близком к помешательству. В некотором смысле самоубийство сына было худшим проявлением жестокости, чем то, что совершила Мария. Ведь Маршалл наложил на себя руки, когда был в ясном уме и твердой памяти, в то время как Мария практически все время находилась под влиянием наркотиков. По крайней мере, она вправе утверждать, что не контролировала себя.

Входная дверь открылась, и они оба резко повернулись. Это была Люси.

— Что тут происходит? Почему вы сидите в темноте?

Острый глаз их дочери сразу заметил, что между родителями что-то происходит.

— Так она ушла? — спросила мать.

— Кто? Кто ушел?

— Мария.

Услышав имя своей сестры, Люси брезгливо поморщилась:

— Этого нам только не хватало!

— Я выгнала ее отсюда. Мы ее больше никогда не увидим, дорогая, — сказала Луиза.

Люси резко повернулась и пошла по направлению к спальне.

— Что заставило ее вернуться, Кев?

— Я не знаю, дочка. Зов крови, наверное. Все равно, что бы ни произошло, мы ее родители.

Луиза встала и швырнула свою кружку в раковину. Она всегда чувствовала удовлетворение, швыряя или разбивая что-то.

— Ты, Кевин Картер, сейчас думаешь только о своей заднице. Может быть, она и твоя дочь. Но для меня она пустое место. Запомни это.

— Ты можешь говорить все, что угодно, Лу. Мария всегда была для тебя пустым местом. Не будем ничего менять. — Кевин взял свой пиджак, висевший на спинке стула, и хлопнул дверью. Медленным шагом он направился к пабу, тщетно пытаясь разглядеть Марию в толпе прохожих. С одной стороны, он был рад, что не встретил ее. Но все же ему отчаянно хотелось хотя бы краешком глаза посмотреть на дочь. Убедиться, что она смогла пережить все, что выпало на ее долю.

В пабе он заказал себе пинту пива и стал медленно пить. Ему надо было очень о многом подумать.

Аманда Стерлинг улыбнулась женщине, стоявшей напротив нее:

— Я провожу вас, не возражаете?

Мария последовала за ней по тускло освещенному коридору. Внутри все было выкрашено свежей краской, но это не могло скрыть следов разрушения. Однако Мария старалась не обращать на это внимания. Она прошла в комнату, которая оказалась немногим больше той камеры, в которой ей пришлось провести долгие годы. Здесь стояли односпальная кровать, тумбочка, письменный стол и гардероб. Стены выкрашены в белый цвет. На полу темно-голубой ковер. Глядя на покрывало, лежащее на кровати, можно было подумать, что тебя отбросило в шестидесятые годы, потому что только тогда на зеленом фоне рисовали оранжевые и голубые круги.