Татьяна Полякова - Ночь последнего дня

Погода мало располагала к отдыху на природе, а мое настроение тем более.

— Что произошло? — хмуро спросила я, тряхнув газетой, которую продолжала держать в руках.

— То, что я предсказывал, — ответил Рогозин не спеша, глядя куда-то поверх берез, росших напротив. — Углов давно не устраивал господина Долгих, и тот поспешил от него избавиться.

— Кому понадобилось подставлять Машку?

— Подставлять? — переспросил он.

— Вы ведь не думаете, что она в самом деле… — Я не успела договорить, Рогозин весьма выразительно пожал плечами.

— Надеюсь, что нет. Хотя… Полозов умеет убеждать людей.

— Я не верю, что это она.

— Естественно. Я бы на вашем месте тоже не поверил.

— Не трудитесь убеждать меня в том, что я могу ошибаться. Лучше давайте подумаем, как найти настоящего убийцу.

— Настоящий убийца мне хорошо известен — это господин Долгих. И его причастность к убийству Углова, а также и нескольким другим я и собираюсь доказать.

— А Машка?

Он вроде бы удивился.

— Сейчас мы все равно не сможем ей помочь.

— Вы знаете, где она?

— В психиатрической больнице, в первом отделении, проходит интенсивную терапию.

— Ей колют всякую дрянь, чтобы она превратилась в идиотку?

— А вы хотели бы, чтобы ей кололи то, к чему она давно пристрастилась?

— Вы мне поможете? — резко спросила я, а он усмехнулся.

— Я же сказал…

— Я сейчас не об этом. Вы поможете мне вытащить Машку?

— Как? Взять больницу штурмом? На тот случай, если вас такая идея посетила, предупреждаю: охрана там не хуже, чем в тюрьме, да и найти Марию будет непросто. Так что шею вы себе свернете, а ей не поможете. Но если вы даже каким-то образом смогли бы… Что дальше? Вы должны понимать: и она, и вы сразу станете мишенями.

— Что же делать?

— Работать, — вздохнул он. — Претворять в жизнь намеченный нами план. И когда…

— А Машка будет оставаться в психушке? — не выдержала я.

— Поверьте, больница — это самое безопасное место для нее на сегодняшний день. Мы ей не поможем, то есть мы можем помочь, лишь действуя строго в рамках закона.

Он еще что-то говорил, но я его не слушала. Меня переполняло отчаяние, а еще злость. Я была уверена: останется Машка в психушке или переместится в тюрьму, для Рогозина значения не имеет, у него собственные планы, и Машкина трагедия, по большому счету, его не волнует, а если и волнует, то только как возможность зацепить Долгих.

Пытаясь найти выход, я позвонила Рахманову. Он был в зоне недосягаемости и пребывал там весь день. Вечером я звонила ему домой, и каждый раз срабатывал автоответчик. Я поехала к нему на квартиру, уже догадываясь, что все мои труды напрасны. Консьерж мне дверь не открыл, заявив, что Рахманова нет дома, хотя я увидела свет в окнах его квартиры. Рахманов не желал со мной встречаться, но я с маниакальным упорством стремилась к этому и утром появилась в его офисе. На входе меня остановил охранник и вежливо попросил удалиться.

— Сволочь… — в бессильной злобе бормотала я и заняла позицию рядом с конторой Рахманова. Но он так и не появился. Надеюсь, ему пришлось спускаться по веревочной лестнице, чтобы избежать встречи со мной.

Время шло, я ничего не знала о Машке и не могла ей помочь. Это сводило меня с ума, и только тихим помешательством можно объяснить тот факт, что на следующий день я отправилась к Нику. Он обретался в казино, раскладывал пасьянс в задней комнате, меня встретил счастливой улыбкой.

— Глазам не верю, это ты! Совершенно ослеплен твоей красотой. А какой загар… Как там, на Канарах, погода не подкачала?

Я плюхнулась на диван рядом с ним и потерла лицо руками. Ник, отбросив в сторону карты, с любопытством за мной наблюдал. Потом вздохнул, поднялся и спросил серьезно:

— Водки хочешь?

— Давай, — кивнула я.

Он налил две рюмки, одну подвинул мне.

— С возвращеньицем, — хмыкнул Ник и выпил. Я тоже выпила, поморщилась, а он скроил несчастную физиономию. — Ты разбиваешь мне сердце. Я желал бы видеть тебя счастливой, и что? Сплошные душевные переживания. Что, кинул тебя твой Цицерон? Говорил тебе.., папу-то слушать надо, папа жизнь прожил, его на фу-фу не разведешь. Ладно, не грусти. Никуда сладкоголосый от тебя не денется. Я же тебя знаю: если мужик сразу не сбежал, значит, кранты, ты ж вроде наркоты: раза три попробовал и, считай, втянулся. Так что явится Цицерон, как ни в чем не бывало, и будет любить тебя пуще прежнего. Прислушивайся к папулиным советам, и начнешь из него веревки вить. И будет все в шоколаде. Еще налить?