Татьяна Полякова - Ночь последнего дня

— Привет, — кивнула я.

— Что-нибудь случилось? — помедлив, спросил он.

— У меня появилась идея, как вытащить Машку. Рогозину она вряд ли понравится, но мы с тобой могли бы попробовать. Заодно вернешь себе кое-какие деньги.

— Что за идея? — нахмурился он.

— Идем, кое-что покажу, так будет проще объяснить, что я задумала.

Я поднялась, и он поднялся следом, мы вышли в узкий коридор, который заканчивался дверью во двор. Даже если бы Приходько что-то заподозрил, у него не было шансов сбежать. Я знала, что за дверью, из которой мы только что вышли, стоят ребята Ника. Конечно, Приходько мог бы пристрелить меня, но как раз это в тот момент не очень меня заботило. Коридор закончился, я толкнула дверь и вышла первой, Приходько сделал шаг, и в нескольких сантиметрах от его головы оказалось дуло пистолета. Парень стоял сбоку, буркнул: «Не дергайся!» — и быстро обыскал его, нашел «пушку» и удовлетворенно хмыкнул.

Мы находились в небольшом внутреннем дворе — четыре стены без окон и металлические ворота. Возле них замер джип, рядом стоял Ник и счастливо улыбался. Потом раскинул руки и пропел:

— Мой драгоценный друг…

Казалось, Приходько не обратил на него внимания, он смотрел только на меня, а я опустила глаза. Приходько мог и не трудиться, буравя меня презрительным взглядом, я и без того знала: с этого дня он — мой ночной кошмар. Неудивительно, что Иуда удавился, не так просто жить с такими мыслями.

Ник распахнул дверь джипа и сказал:

— Прошу.

Из пивной появились двое парней. Один из них быстро приблизился и ударил Приходько ногой по колену. Ноги у него подогнулись, парень завернул ему руки за спину и ударил по голове пистолетом. Тот рухнул на колени.

— Давай его в машину, — скомандовал Ник и подошел ко мне.

— Чего это ты побледнела, моя красавица? Не в первый раз в таком участвуешь и, чувствую, не в последний. Но так и быть, избавлю тебя от неприятного зрелища. На что только не иду, чтоб тебе угодить… Кстати, с ментом бы тоже надо разобраться, уж больно шустрый, и к уголовному кодексу у него такая любовь, куда там страсти африканские…

— Убьешь мента — наживешь кучу неприятностей, — нахмурилась я.

— Это да. Я власть уважаю. А мент хоть и шавка беспородная, но все равно власть. Мы ему взятку дадим.

— Чушь, — устало усмехнулась я.

— Не возьмет? А и не надо. Мы ему денежки подсунем, а потом стукнем, куда следует, пусть перед товарищами оправдывается, что ни ухом ни рылом. Делом будет занят. Может, и не посадят, но свой нос совать, куда не просят, отвадим. Надо бы поручить это тебе… — он сделал длинную паузу, смотрел на меня и только что не облизывался, — да не хочется лишний раз привлекать внимание ментов к твоей особе. Найдем фигуру менее выразительную. Ладно, топай домой, а вечером жди в гости. Скрепим нашу победу взаимными объятиями, не то вернется твой Цицерон, опять начнет жмотничать, и я опять буду трахать тебя лишь в мечтах.

Прогноз Ника, что Рахманов скоро появится, как ни странно, оправдался. Он позвонил мне через неделю.

— Солнышко, — сказал, как ни в чем не бывало, — ты куда пропала? Я не мог тебе дозвониться.

— Неужели? — съязвила я, собираясь послать его к черту.

Но рядом сидел Ник, который отобрал у меня трубку, прикрыл ее рукой и сказал:

— Только попробуй. Чтоб голос звенел от счастья, мать твою!

И голос мой зазвенел:

— Я думала, ты меня бросил. Твой консьерж не пускал меня дальше порога, а охранник и на порог не пустил…

— Серьезно? Просто невероятно. Я разберусь. Слушай, я страшно соскучился. Давай сегодня поужинаем в «Карусели», там отдельные кабинеты…

— Ишь, как заливается, сладкоголосый, — хихикнул Ник, когда Рахманов, изложив программу-минимум на вечер, наконец со мной простился. — Я ж говорил, без твоих прелестей он долго не протянет. И почему все мужики такие придурки? Ведь догадываемся, что нет принципиальной разницы между двумя парами ляжек, и задница, как ни крути, задницей и остается, но почему-то тянет пристроиться к строго определенной.

— Тебя тянет? — усмехнулась я.

— Про это мы уже говорили. Что дозволено Юпитеру.., далее ты знаешь, ты у нас сучка образованная. В общем, рожу-то не криви, ублажай, облизывай его с восторгом и упоеньем. Цицерон нам очень даже пригодится. А когда мозги у парня потекут, уговори его взять Машкину защиту в суде на себя. Если мы ее идиоткой на всю жизнь объявим, ей придется очень долго отдыхать в психушке. Значит, надо давить на временное помутнение рассудка и убийство в состоянии аффекта. И здесь нам лучшего головастика, чем Рахманов, не найти. Как начнет байки травить, заслушаешься. Я пару раз на заседания ходил, чтоб удовольствие получить. Не поверишь, в особо трагических местах даже плакал.