Татьяна Полякова: Ночь последнего дня

Я шла мимо газетного киоска, по привычке взглянула на издания, вывешенные в витрине, и обомлела. С первой страницы «Вечерки» на меня смотрела Машка. Не знаю, где они взяли фотографию — фотографии было лет пять, Машка выглядела на ней жалким воробышком, на которого какой-то кретин вылил ковш воды. Испуганная, с больными глазами, она смотрела на меня, и все вокруг: ее лицо, газетный киоск и улица — начали кружиться в бешеном танце. Я не понимала ни слова из того, что было написано под фотографией. Из оцепенения меня вывел женский голос.

— Вам плохо? — заботливо спрашивала киоскер, прильнув к окошку.

Я попросила газету, плюхнулась на скамью неподалеку и стала читать. Смысл прочитанного дошел не сразу. Я по несколько раз читала одно и то же предложение, возвращалась взглядом к фотографии Машки, и все, что успевала понять к тому моменту, разом исчезало из памяти. Я смотрела на ее лицо и начинала реветь, жалко всхлипывая…

Все же мне удалось успокоиться, и смысл статьи наконец-то дошел до меня. Если верить человеку, подписавшемуся «П. Карасев», Машка убила своего шефа. Случилось это в среду, в 9.30 утра. «Неужели кто-то способен верить в такую чушь?» — хотелось заорать мне, но людям, которые шли мимо, было наплевать и на мои слова, и на газету с Машкиным лицом на первой странице — вчерашние новости мало кого занимают.

А новости были такие. Машка состояла в любовной связи со своим шефом. Человек семейный, он вскоре начал ею тяготиться и дал Машке отставку, но почему-то не уволил. В этом месте Карасев сделал предположение, что Машка его шантажировала, собираясь сообщить жене об измене благоверного, а у супруги проблемы с сердцем. Но, насколько я знала, у мадам Угловой проблемы с печенью, своего муженька она считала ничтожеством, открыто появлялась везде с любовником, и меньше всего на свете ее интересовало, как проводит время благоверный. Очень трудно мне было представить ее безутешной вдовой, хотя, может быть, и правда рыдает дни и ночи напролет, но не это меня сейчас интересовало. Итак, в среду, в 9.20 утра Машка вошла в кабинет своего шефа, а в 9.30 раздались два выстрела. Сбежались граждане со всего этажа и обнаружили душераздирающую картину: в кресле, ткнувшись лицом в стол, Углов с развороченной выстрелом головой, а в нескольких шагах от него Машка с пистолетом в руках. Оружие принадлежало Углову, и хранил он его тут же, в верхнем ящике стола. При виде граждан Машка впала в буйство, кричала что-то нечленораздельное, но оружием никому не угрожала. Мало того, поспешно отшвырнула его подальше от себя, а потом попыталась выпрыгнуть в окно. Явившаяся по звонку милиция внятных ответов на свои вопросы не услышала, присутствующие сошлись во мнении, что Машке необходим врач. Так она оказалась в психушке. Карасев зря времени не терял, Машкину биографию изучил основательно и не преминул упомянуть о судимости и о лечении от наркотиков в одной из клиник. Портрет был законченным: неуравновешенная девица, которая пристрелила любовника, узнав, что он ее бросил. Банальная история, если бы любовник не являлся одним из заметных представителей областной администрации. «Разумеется, господин Углов не мог не знать о прошлом своей секретарши, в противном случае неясно, куда смотрела служба безопасности», — заметил автор. Далее тон статьи менялся, шло сухое перечисление фактов: было произведено два выстрела, в грудь и в голову, оба смертельные, пули выпущены из пистолета, принадлежащего Углову, что подтвердила экспертиза, стреляли с очень близкого расстояния, свидетели утверждали, что одежда и даже лицо Машки забрызганы кровью. Ни в кабинете, ни в приемной никого, кроме нее и жертвы, не было. Истерика лишь подтверждает Машкину виновность. Ее состояние до сих пор далеко от нормы, давать показания она отказывается. Вот и все.

Я прочитала статью еще раз. Как бы убедительно ни звучали доводы автора для других, я-то знала: Машка не могла убить Углова, не могла выстрелить в человека в упор, даже если он умудрился довести ее до бешенства… Чем, интересно? Дурацкими придирками? Она к ним давно привыкла. И уж ее точно бы не взволновало его решение дать ей отставку, скорее она бы вздохнула с облегчением.

Машка Углова не убивала, именно это мне предстояло доказать другим. Забыв про осторожность, я позвонила Рогозину по мобильному.

— Вернулась? — спросил он вместо приветствия.

— Надо встретиться, — сказала я, и через двадцать минут мы сидели с ним в Семеновском парке, точно двое влюбленных.