Андрей Воронин - Слепой. Приказано выжить

— Помню, — перебил его Глеб. — Гаишник около «Фортуны», верно?

На этот раз прозвучавшая в его голосе досада была абсолютно искренней.

— Стареешь, Слепой, — вторя его мыслям, сочувственно произнес бритоголовый. — Ну, ничего, все когда-нибудь кончается. Провернешь для нас еще парочку дел по своей специальности, и на покой…

«Ногами вперед, — мысленно уточнил Глеб. — И не через пару-тройку дел, а сразу, как только уберу этого мента».

— Да, и еще одно, — откровенно зевнув в кулак, сказал майор Полынин. — Прислушайся к доброму совету, не пытайся вступить в контакт со своим прежним руководителем. Ему уже не поможешь, только сам окончательно спалишься. Мы тебя вычислили и нашли, а ваши просто шлепнут, чтоб лишнего не сболтнул. Для такого, как ты, это стандартный конец, но зачем же приближать его своими собственными руками? Ну, так как — работаем? Не забывай, ты принял аванс.

— Аванс?.. А, ну да, кодекс чести наемного убийцы и все такое… Вы за кого меня держите, мужики? — оскорбился Слепой. — За мокрушника из подворотни? Аванс… Нет, ребята, тут надо хорошенько подумать.

— Думай, — разрешил майор, со скрежетом почесывая заросший подбородок. — Даю минуту. Время пошло.

И демонстративно посмотрел на часы.

Глеб тоже посмотрел на часы, из принципа молчал ровно шестьдесят секунд, а потом убрал во внутренний карман конверт с деньгами и фотографией генерала МВД Васильева и полез из машины.

— Эй, любезный, ты куда? — забеспокоился бритоголовый. — Я не понял, мы договорились или нет?

— Я же принял аванс, — с кривой усмешкой напомнил Слепой и захлопнул за собой дверцу.

— Тогда поторопись, — выставив бритую голову в открытое окно, по-хозяйски распорядился водитель. — Кое-кого этот оборотень в погонах уже достал так, что просто невтерпеж.

— Если невтерпеж, пусть купит себе памперсы, — посоветовал Глеб, после чего повернулся к машине спиной, неторопливо закурил и прогулочной походкой зашагал восвояси.

Спина у него при этом была огромная, как монумент, от которого он мучительно медленно удалялся; он внутренне вздрогнул, услышав позади себя резкий приглушенный звук, но это был не выстрел — кто-то из его собеседников всего-навсего поплотнее захлопнул дверь.

Загородный дом был обнесен высокой, в полтора человеческих роста, кирпичной оградой. По трем сторонам периметра, подступая почти вплотную к забору, зеленела молодая березовая роща, служившая хозяину дома неиссякаемым источником бесплатных банных веников. Он просто обожал русскую баню, а веники всегда вязал собственноручно, не доверяя этого ответственного дела никому. Вязать березовые (а также дубовые, можжевеловые, кипарисовые и любые другие, хоть бы и баобабовые) веники он умел мастерски, что могли авторитетно подтвердить весьма уважаемые, сановные, известные всей России, а то и всему миру люди.

Впрочем, прямого отношения к делу веники не имеют; речь не о них, а о роще, откуда эти веники были родом, и даже не о всей роще целиком, а о стоявшем посреди нее дубе — единственном на весь упомянутый лесной массив, вековом, высоком, раскидистом и с такой густой, плотной кроной, что она почти не пропускала солнечный свет, лишая многочисленное потомство лесного великана малейших шансов на выживание. Дуб был виден почти изо всех окон дома, служа несомненным украшением ландшафта, этакой изюминкой, заметив которую, сановные гости говорили: «А дуб-то каков! Богатырь, красавец! Прямо как у Александра Сергеевича: у Лукоморья дуб зеленый…» Хозяин дома любил, когда его хвалили, хотя бы и за дуб, и берег это дерево как зеницу ока. Он даже напряг кое-кого из знакомых в инспекции по охране природных ресурсов, инициировав процесс присвоения дубу статуса охраняемого государством природного памятника. Дело пока находилось на рассмотрении, но рука руку моет, и можно было не сомневаться, что вскоре морщинистый дубовый комель украсится табличкой с надписью соответствующего содержания.

В общем, старый дуб хозяину дома нравился — скажем так, до поры, до времени. А то, что началось по истечении отпущенного на любовь к природе срока, служило подтверждением поговорки, гласящей, что от любви до ненависти один шаг. Со вчерашнего вечера горячо любимое растение стало для генерала МВД Васильева источником крайне неприятных, тягостных переживаний. Дело дошло до того, что он специально вызвал из города и поставил на дежурство под дубом полицейский наряд. Со стороны это, должно быть, выглядело достаточно смешно, но Николаю Фомичу было, увы, не до смеха.