Валентин Курицын - Томские трущобы

— Да, публики много. День сегодня хороший, — отозвался Иван Семенович, протирая стекла бинокля. Он бегло посмотрел программу и, передавая Кате ее, спросил: — На каких лошадей будем ставить?

— Ну, уж сегодня я буду играть самостоятельно! — подчеркнула она. — Ты можешь ставить, на каких тебе угодно, а я буду играть отдельно.

— Но не все ли равно? — слабо спросил Иван Семенович

— Нет, не все равно: я хочу играть на свое счастье, понимаешь!

— Пусть будет по-твоему, — согласился Иван Семенович.

— Вот в следующий заезд я играю на Сокола Ильницкого. Можешь идти взять мне билет… Постой, я тебе дам сама денег, — и Катя вынула из кармана изящный кошелек, открыла его и подала Кочерову 25-рублевую бумажку.

— Стоит ли играть на Сокола, — заметил Иван Семенович. — Ведь публика преимущественно на него будет ставить! Мало на билет придется…

— Раз я хочу на Сокола, — тоном избалованного ребенка протянула Катя, ступай же скорее, бери билет!

Иван Семенович повиновался. Около тотализатора происходила настоящая давка. Составлялись компании для покупки билетов в складчину. Громко обсуждались достоинства лошадей. Какие-то юркие, не внушающие доверия личности, таинственным шепотом предлагали свои услуги по сообщению якобы известных им секретов конюшни.

— Виноват, господин, — зашептал один из этих ребят, близко нагибаясь к Кочерову и обдавая его запахом чистейшей сивухи. — Ежели желаете наверняка сыграть, могу устроить, потому как лично от наездника знаю.

Кочеров досадливо отмахнулся от непрошенного гостя и протиснулся дальше к кассе.

— Что ты так долго ходил за билетами. Наверное, в буфете задержался, недовольным тоном спросила Катя, когда Кочеров вернулся в ложу.

— Как в буфете! Народу около тотализатора много: насилу пробился. Уф! Вспотел даже… — и Иван Семенович обтер платком мокрый лоб, пустив по воздуху сильную струю иланг-иланга.

В ложах и амфитеатрах публики было полно. Светлые женские туалеты издали напоминали какой-то пестрый цветник… Далеко вдоль круга, за барьером галереи, густо чернела публика демократических слоев общества. Там было очевидно, все веселее, чем среди затянутой в светские приличия публики лож.

В антракте публика угощалась пирожками, мороженым; кое-где поблескивали на солнце бутылки с живительной влагой. Какой-нибудь любитель спорта, в праздничной чуйке и глянцевых сапогах, вынимал из кармана «посудину», широко запрокидывал голову и вливал содержимое бутылки прямо в рот.

— Надо червячка заморить! — пояснил он соседям и вновь протискивался к барьеру.

В одной кучке шел оживленный спор о предстоящем заезде.

— Однако, против королевского Вихря поискать, да и поискать лошадок надо! — убедительно говорил какой-то благообразный мещанин с оловянной серьгой в ухе.

— Ан, врешь! — горячо набрасывался на него оппонент. — Супротив Сокола ему не устоять. Это нам известно! Потому, как наша кума у этого Ильницкого в посудницах состоит…

Далеко по кругу разнесся резкий звонок. Споры и толки оборвались.

Публика глухо заволновалась.

— Пошли! Пошли!

Победителем из этого заезда вышел Сокол, побивший противника на несколько секунд…

— Ты был прав, не надо было ставить на Сокола. Все на него ставили.

Это скучно!.. — заметила Катя, повернувшись к своему спутнику. — Надо теперь новых лошадей выбирать. — Она углубилась в программку.

— Вот с Вахтеновским Бураном идет Ястреб какого-то Загорского…

Лошадь незнакомая, но резвость показана хорошая! Поставить разве на Ястреба.

— Слушай, соседи как раз говорят об этой лошади…

В соседней ложе трое молодых людей по костюмам и манерам, как видно, действительно были заняты обсуждением этого вопроса.

— Мы обязательно должны взять билет на Ястреба. Мне сам Загорский говорил, что все шансы на его стороне.

— Ястреб — кровный рысак. Он стоит Загорскому две с половиной тысячи…

— Значит, фонды Сержа стоят высоко… Он при деньгах.

— Но ведь он же помолвлен на этой купчихе, как ее фамилия…

— На дочери покойного Изосимова. Полмиллиона приданого возьмет! пояснил третий собеседник.

— Ах, это того самого Изосимова, которого…

— Которого задушили прошлой зимой!

— Сержу это на руку: если бы был жив старик, свадьба вряд ли бы состоялась. Репутация Загорского была хорошо известна покойному.

Прислушиваясь к разговору в соседней ложе, Катя решительно заявила: