Валентин Курицын - Томские трущобы

Обратное их путешествие также прошло благополучно: никто им не попался навстречу. Не доезжая немного до городских построек, Егорин вышел из коробка, нашел около дороги большой камень, завязал его в узел с платьем убитого и все это также бросил в Томь… Козырь только вздохнул, видя, как исчезло в волнах томи это последнее напоминание о их жертве…

— Езжай, Семен, — замели следы!..

Полночь… Залы ж-а клуба полны народа. Вверху, где помещается танцевальное зало, гремит музыка. В буфете — народу — ступа непротолченная. Сегодня один из танцевальных вечеров. В осеннее время все такие вечера, устраиваемые клубами, посещаются особенно охотно. Зимний театральный сезон еще не начался и скучающим томичам некуда девать свое время, но пройдем мимо ярко освещенных залов, минуем буфетную комнату, наполненную людьми, «чающими движения воды», спустимся в игорные комнаты.

Здесь душно, жарко, трудно дышать от табачного дыма. За зеленым сукном игорных столиков мы увидим людей — бледных, с изможденными лицами, на которых наложил свой отпечаток результат долгих бессонных ночей. Мы увидим людей со слабыми и нервными движениями, собирающих свой выигрыш и в порыве злобы рвущих, карту, которая была бита.

— Семьдесят пять рублей в банке! Сколько вам угодно!

— Ва-банк!

— Рискуете, молодой человек — получайте!

— Дайте открытую.

— Извольте!

— Купите себе!

— Девять!

— Очком меньше, — вырвалось из уст остальных игроков.

— Вам полтораста.

— Десять.

— Вам сто сорок.

— Четвертная.

— Сто пятнадцать.

Высокий сухощавый брюнет еврейского типа, одетый по последней моде, с золотой цепочкой, пущенной по жилету, нервно пожимая плечами и тихо, словно конфузясь, протянул руку к отыгранным картам.

— Ворожит, — саркастически заметил кто-то.

— Пятьдесят рублей!

— Вы.

— Остальные!

Банкомет, сдержанно глубоко вздохнув, вытянул слегка левую руку и сохраняя серьезный, невозмутимый вид, продолжал метать.

— Девять!

— Ваша, — молодой человек, почти юноша, с лицом, побледневшим от внутреннего волнения, быстро вынул из кармана своего пиджака бумажник и отсчитал нужную сумму.

— Триста в банке! — ровным голосом произнес банкомет. В это время сквозь стену наблюдателей и «мазчиков», осторожно пробрался клубный лакей и, слегка прикоснувшись к плечу молодого человека, — так неудачно поставившего шестьдесят пять рублей, произнес:

— Вас просят в буфет.

— Кто?

— Г. Егорин.

— Я ухожу, господа, — отнесся к остальным игрокам тот и вышел из-за стола.

В столовой за одним из угловых столиков сидел Егорин, весьма франтовски одетый — в черную дорогого сукна пару и лакированные ботинки. В галстуке у него красовался громадный поддельный рубин. Перед ним стояла недопитая бутылка пива.

— В чем дело, Кондратий Петрович, — спросил вызванный Егориным молодой человек, подходя к столу и садясь на стул.

— Вот в чем, Ваня, — ответил Егорин, нажимая кнопку звонка и протягивая своему собеседнику стакан пива, — сегодня я ночевать дома не буду — дело есть, так ты, в случае чего, скажи моей бабе, что вместе, мол, засиделись: в карты играли.

— Понял.

— Как не понять — дело знакомое!

— Что прикажете. — Появился лакей.

— А что, Иван Семенович, не выпьем ли мы с тобой по коньячку полбутылочки, а, — и не ожидая ответа, Егорин бросил — половинку нам в три звездочки!.. А голова у меня, признаться болит, — заговорил Иван Семенович, закуривая папиросу, — со вчерашнего еще не опохмелился как следует, а тут еще в в карты взялся играть — совсем беда!..

Прежде, чем продолжать наше повествование, скажем несколько слов о молодом человеке, которого Егорин пригласил с собой выпить коньяку. Иван Семенович Кочеров был сын того самого старинного дружка Егорина, который оказал этому последнему приют и покровительство в те дни, когда Егорину, только что сосланному в Сибирь приходилось очень туго.

После того, как дела Егорина поправились и у него стали водиться денежки, он женился на дочери Кочерова, двумя годами старше Ивана Семеновича, так что теперь, помимо уже старой дружбы, Егорин был связан с семейством Кочерова и родственными отношениями. С молодым Кочеровым — с Ваней, Егорин частенько покучивал, ссужал его деньгами и мало-помалу втягивал в те темные дела, которыми занимался.

Ивану Семеновичу в то время было лет девятнадцать. Это был рослый, довольно красивый, юноша со смелым, несколько насмешливым взглядом темно-карих глаз, с целой копной густых волнистых волос. Он был не дурак выпить, мастерски играл на гитаре, обладал довольно приятным, хотя и не сильным тенором и был, как говорится, парень на все руки.