Владимир Кочергин - Судьбы, как есть

— Ты вынудил меня снова душить, но ты не забудь, что ты и здесь, и там тянул конец веревки. И хватит уже дергаться, успокойся. Давай пакет, оденем на голову француза, а то потащим, и снова раны откроются, кровь пойдет, — уверенным тоном старшего начал командовать Гарисов.

Мормурадов принес пакет, на котором была надпись «Магнолия». Гарисов надел пакет на голову Тьерри и обвязал его вокруг шеи убитого куском подвернувшейся материи от той же простыни, что рвали ранее. Потом они положили Тьерри на покрывало и, взвалив труп на плечи Гарисова, понесли его в квартиру, где еще сладко спала маленькая девочка, не зная, что уже нет ее любимой и родной мамулечки, что нет ее дорогого и ненаглядного папы Ти. Оставив Тьерри в прихожей, они снова поднялись наверх и стали замывать кровь на полу, стенке и ванной. Засыпав все клеем, через тридцать минут спустились осторожно в квартиру Карделли. Гарисов подошел к шкафу и стал вытаскивать и сбрасывать в кучу, на пол кабинета Тьерри, одежду и разное белье. Мормурадов зашел в детскую комнату Лизы, включил свет, подошел к детской кроватке, поднял матрасик и опустил его на свое место. Комната была вся в разных игрушках. Думать о том, что родители могли спрятать какие-то ценности в них, было уже поздно, Мормурадов решил, что обыскивать бессмысленно, уйдет много времени, а его остается все меньше и меньше. Он выключил свет и вышел, прикрыв за собой дверь. Потом они положили Тьерри в его кабинете на кучу белья, лицом вниз. Выйдя из кабинета, переглянулись, каждый понимал, — что убить ребенка — это самый страшный грех. Первым заговорил Гарисов:

— Ты берешь подушку, я зажимаю рот, чтоб не орала, накладываешь и держишь, а я держу ноги. Понял?

— Понял. Может быть ты сам, а? — тихо сказал Мормурадов, вспомнив перед этим о своей племяннице.

— Это тебе не ножичком перед носом махать у связанной бабы, — зло сказал Гарисов. — Хочешь заживо ее сжечь?

— Я не хочу ее убивать.

— Ты думаешь, я хочу? Сам говорил, что девчонка тебя в подъезде узнала. Умная она, и глаза у неё не детские, а взгляд взрослый. Ты говорил?

— Я! Но убить ребенка не могу. И она еще меня не видела.

— Но ты и сука, Хуршид, — совсем обозлился Гарисов.

В этот момент из спальни донесся детский плач.

Хождение и шараханье по квартире разбудило ребенка.

— Мама, мамуля, мама! — повторяла плачущая Лиза!

Гарисов приоткрыл дверь. На кровати, чуть правее, сидела трехлетняя Элиза и громко плакала. Когда она увидела незнакомого человека, то закричала:

— Мама! Мама! Где ты, мамочка? — она замахала руками: — Ты зачем сюда, ты зачем идешь? Где моя мама? Где мой папа?

— Не плачь. Мама сейчас придет, — сказал Гарисов, распахивая пошире дверь.

Лиза, увидев человека, идущего к ней, закричала так, что испугавшись, Гарисов застыл на месте. Мормурадов метнулся на кухню, набрал быстро в кружку воды и занес ее в спальню, подойдя слева к кровати, протянул ее ребенку.

— Пей воду, мама идет, — сказал он. Элиза еще сильней замахала руками и выбила кружку из рук Мормурадова. Гарисов попытался полезть по кровати к рыдающему и сильно напуганному ребенку, но Элиза бросилась между ним и стоящим Мормурадовым к двери.

Цепкая натренированная рука Мормурадова поймала убегающего ребенка за волосы и дернула ее назад. Элиза упала на спину и попыталась встать. Мормурадов схватив большую подушку, стал накладывать ей на лицо. На мгновение плач прекратился, и лишь только детские ножки лихорадочно извивались, оставаясь на свободе. Какие смогла найти в себе силы девочка, чтобы оттолкнуть преступника и снова поползти к двери? Еще бы одна секунда, и Элиза могла спастись. Она хорошо знала, как открывается входная дверь. Ее ножки коснулись пола. Но не суждено было этой красивенькой маленькой девочке, имеющей двойное гражданство, знающей много стихотворений и сказок, говорившей на русском и французском языках, остаться в живых. Остаться, чтобы хоть как-то смягчить страшную трагедию убийства дочери и зятя Шмелевых, сына и снохи Карделли, всех родных и близких. Дать возможность видеть в растущем ребенке ее родителей. Жестокие и хладнокровные убийцы продолжали претворять свой план в страшную, бесчеловечную реальность.

Скажи мне, дорогой читатель, что могут заслуживать такие звери? Только смерть и вечное проклятие! Какая мать, прочитав эти строки, может еще сомневаться в виновности своего чадо-убийцы? Все, что описано в этой главе, основано на фактах и документах, на признании и показаниях самих убийц, за исключением того, что я попытался испытать за Ольгу Карделли.