Владимир Кочергин - Судьбы, как есть

Вдруг Артем услышал стоны и всхлипывания из соседней комнаты. Он встал и устремился в спальню. Там на кровати сидела Людмила и, обхватив голову руками, рыдала, обливаясь слезами.

— Люда, что случилось? — спросил Артем.

Людмила сквозь плачь, еле слышно, сказала:

— Я видела Олю во сне. Понимаешь, я видела и чувствовала Олю, — и она снова зарыдала.

— Успокойся, пожалуйста, давай я тебе накапаю успокоительных, — и Артем пошел на кухню.

Вернулся с кружкой, в которой была успокоительная жидкость. Людмила выпила ее и чуть потише продолжала плакать, вытирая слезы своим платком.

Артем молча сел на пуфик и, подперев рукой голову, сказал:

— Ты попробуй все-таки успокоиться, а что тебе приснилось?

Артем знал, что сон легче рассказать, чем носить его в своем сознании и пытаться понять, почему он приснился, к чему бы это. Тем более, если Артему несколько раз Ольга снилась, то Людмиле отчетливо, чтобы можно было видеть и чувствовать, Оля не снилась. Он снова повторил свою просьбу, понимая, что приснилось жене что-то очень трогательное и нежное, а когда она окунулась в реальность, то страх парализовал все ее существо, все клетки мозга и тела. Да и что интересно, он ведь тоже сегодня видел сон. Правда, Олю он не увидел. У него вообще какой-то был ужасный сон.

Артем уже не в первый раз представил картину после того, как просмотрел допрос Гарисова. Оля голая сидит на диване, руки связаны за спиной, она просит, умоляет отпустить их с Лизой. Она еще не знает, где Тьерри, она не знает, что ее муж уже мертв и лежит в ванной с пакетом на голове, полным крови. Бедная девочка надеется на положительный исход. Она пытается разговорить этих «торпед» — убийц после того, как они вытащили у нее кляп изо рта. Она спрашивает, где ее муж, на что получает ответ:

— Он прошел мимо вниз к входной двери подъезда, а дверь была открыта, мы, поэтому и зашли.

— Где мой муж? Что вы с ним сделали?

Размышления, в которые окунулся Артем, прервала, успокоившись немного, Людмила.

— Ты представляешь, мы делаем с тобой ремонт в Феодосии в нашей квартире, приехала Оля с разными строительными материалами, какие-то пакеты, банки, ведра, обои и говорит: «Вот, мамочка, я привезла тебе все, что ты заказывала», — и стала меня обнимать, я посмотрела на нее и отчетливо вижу ее лицо, нашу живую Оленьку и говорю ей: «Доченька, миленькая моя, не уходи, пожалуйста, как же я буду жить без тебя?» Я уткнулась ей в шею губами там, где была у нее родинка от рождения и почувствовала, как бьется у нее пульс на шее и как тело становится холодным. Стало так жутко и страшно, что сейчас Оля уйдет и я больше ее никогда не увижу, я знаю, это чувство не только страха, но и полной безысходности. Я крикнула: «Я люблю тебя, доченька, только не уходи». Оля легонько отстранилась и посмотрела мне в глаза своими глазами, полными слез, и сказала:

— Мамочка, а как же мне быть без тебя? Я тебя так люблю, так люблю, ты у меня самая-самая лучшая, но меня там ждут. Надо ехать. Она повернулась и стала выходить в коридор, я бежала за ней на улицу, но там уже никого. Уехала моя девочка, уехала на небо не во сне, а наяву.

Людмила замолчала и вдруг снова разрыдалась. Артем сидел не в силах что-то сказать. Он молчал и вытирал слезы, которые просто катились из его глаз. Ему вдруг снова стало так же плохо, как было в первые дни после гибели детей. Все снова поплыло в каком-то молочном тумане. Кружилась голова, закололо в левой стороне груди, а потом задавило прямо по центру, да так больно, что Артем тихо встал и снова пошел на кухню искать комплекс лекарств от сердца, которые ему прописали кардиологи после выписки.

— Только не сейчас. Ради Бога, только не сейчас.

У него столько дел. У него не закончено расследование, у него так и нет картины, точной картины происшедшего в квартире, и кто убил Тьерри. Если он сейчас заболеет и ляжет в госпиталь, то все может остановиться. Следователь Хмелюк уже изрядно попортил нервы. Новый следователь Стариков медленно въезжает в дело, да и как можно иначе, коль в нем столько еще открытых дыр и непоняток, что разобраться непросто. Нет, ему, Артему, ну никак нельзя болеть. Да вот уже и полегче становится. Боль в груди стихла. Артем понимает, что все это неспроста, что это еще аукнется, но только бы не сегодня и не завтра. Он должен довести все до конца. Французы хотят видеть всех преступников на скамье подсудимых. Нужны для суда все участники убийства. Артем должен знать, что они заслуживают перед законом. Долбанным нашим законом, без смертной казни. Да кто же там сидит в Государственной думе и никак не может понять, что пока не будет жестких и строгих законов к ворам и убийцам, ничего в России не изменится к лучшему. Да и на фиг ему сегодня ломать голову за Россию, если прокуратуре наплевать, кому обещал Ашотов передать краденный «Лексус» Ольги, кто продолжает воровать машины и убивать их владельцев, кто сегодня готовит новые планы похищения и продажи, кто из жертв еще не знает, что скоро все, что он сегодня видит на этой земле, вдруг исчезнет, а к тем, кто останется жить, придет страх и безысходность, придет разочарование. Они и не узнают истинного качества проведенного расследования, не узнают, как погибли их любимые, кто посмел забрать жизнь людей взамен какого-то железа и золотых побрякушек?