Владимир Кочергин - Судьбы, как есть

Пока Илья с Грязновым завалили еще двоих боевиков в кустарнике и обходили просеку, духи успели добить ребят и, оставив прикрытие, быстро отойти.

— Разрыв гранаты, товарищ полковник, — сказал Илья, пошатываясь и держась левой рукой за живот, — был совершенно неожиданным и ненужным.

Илья хоть и был ранен в живот, а все-таки шел к Артему, чему тот был очень обрадован. Сознание Илья не терял, но двигался с трудом, а потом присел, опустившись на колени в пяти шагах от Артема. Немного раньше он успел выйти на связь и доложить начальнику штаба о нападении боевиков, а тот пообещал ему прислать подмогу. Когда полковник Шмелев начал понимать, что с ними произошло, уже две БМП (боевая машина пехоты) «летели» с десантом на выручку. Благо было недалеко от Асиновской, всего-то чуть больше шести километров.

— Ну, все, полковник, — сказал, улыбаясь сквозь усиливающуюся боль Илья. — Будем жить, если не помрем!

Артем взглянул на бегущих бойцов от подъехавшей бээмпешки, хотел что-то сказать Илье, но не успел и потерял сознание. Когда его на носилках заносили в хирургическую, он уже, придя снова в себя, увидел, что у капитана-хирурга ассистентом была та самая, приехавшая вчера новенькая медсестра из Моздока.

Операция длилась около трех часов. Не зря командующий недавно вручил хирургу орден «Мужества». Вытащил хирург, не без помощи новенькой ассистентки, у Артема этот чертов осколок. О чем, конечно, Артем смог узнать только после пробуждения от общего наркоза, уже в отдельном медицинском батальоне специального назначения. На его вопрос: — «Где подполковник Касьян?» — ответ был коротким:

— Он умер.

Все тело, которое болело и ныло, стало как огненный шар, и что только смог почувствовать в этот момент Шмелев, так это острую боль в зубах от сильно сомкнувшихся челюстей. Погиб его сослуживец, его бывший командир разведроты полка, его друг, помощник и спаситель. Как узнал Артем позже, Илья скончался от потери крови. Для переливания ему нужна была четвертая группа крови, резус отрицательный. Долбанное государство, вечно чего-нибудь, да не хватает. Бойцов, сказали, с такой группой крови не нашлось. И когда стала потихоньку уходить своя боль, Артем все чаще стал ощущать боль потери всех, кто погиб из их группы, но особенно он страдал от потери друга Ильи. Из десяти ушедших на рекогносцировку продолжал жить только он один, Артем Шмелев, которому Бог приготовил еще немало испытаний в судьбе за ту, видимо, удачу остаться тогда в живых, за счастье продолжать жить.

Последнее время у него все чаще возникали в голове мысли, а так ли он проживает эту жизнь? Кому нужна такая война, которую почему-то войной назвать не хотят? Почему кто-то тут в грязи ковыряется и ест, что попало, выполняет команды и приказы, зная об их абсолютной порой никчемности и бестолковости, а там, в Москве, «жируют» спокойно, и всё у них мирно, по-другому. Там нет войны! Понятно и непонятно, кому нужна эта война? Для него это бесконечная дорога, на которой, один к одному, лежат убитые солдаты, контрактники, офицеры, и давит их тяжелый асфальтовый каток, а впереди него идут два мужика во фраках и с грабельками, собирают стодолларовые купюры, ворочая «двухсотых» (мёртвых). И не дай-то Бог, что-то да останется для тех, кто с трупами будет возиться позже.

Артем затянулся сигаретой. Как дым, хотел прогнать назойливые мысли, но снова погружался в это бесконечное почему.

Конечно, он знал о том, что эту бойню устроили с «легкой» руки президента Ельцина и Министра обороны Грачева, что войск на театре военных действий недостаточно. Надо, как он как-то недавно считал, добавить еще не менее трех мотострелковых дивизий, чтобы перекрыть беспрепятственное брожение боевиков из одного населенного пункта в другой. Тех пятьдесят тысяч разбросанных по всей Чечне войск явно не хватало для доведения этого страшного месива жизни и смерти до какого-то логического конца.

— Да, я офицер, и это моя профессия — воевать. Не смогут солдаты одни, без командиров, победить. Восемнадцатилетние пацаны не должны быть брошены в пекло без отцов — офицеров. Хотя бросили нас тут всех конкретно. Техника по многим параметрам устарела, и одежда желает быть удобней и теплей, не говоря уже о питании. Вертушки по два срока без регламентных работ. А где новые хваленые вертолеты «Акула», где новые БТРы и танки, где новая оптика, где точечные удары ракетами по базам боевиков, явно выявленных в горах? Куча где, а толку ноль. Опять на энтузиазме, на чести, на боевом братстве, порядочности, ну все, как в сорок первом году. Только там умирали за Родину, а тут за что? Приказ! Для офицера это важно. Деваться некуда, такая профессия. Эх, дожить бы до замены. Вернуться домой, уволиться и на гражданку, как это сделал его однокашник и земляк, друг, полковник запаса Виктор Зеленин. Живет себе в деревне под Владимиром и ни во что не дует. Было бы за что держаться Артему в службе. Оклад всего-то двести пятьдесят долларов, квартиры нет, жена в другом городе проживает, постоянные командировки и сплошные разлуки. Хорошо помог, совсем недавно, генерал Васильев Владимир Абдуалиевич с милицейской общагой. Хоть и кухня на две семьи, но появился свой отдельный угол. Снова, как в лейтенантские годы, проблема с жильем. Придешь в магазин и смотришь на ценники, что бы подешевле взять, да денег, чтобы хватило рассчитаться у кассы. Одна гордость, что смог в этой жизни научиться с трудностями бороться, смог доказать сам себе, что не струсил в бою, не предавал друзей, не тащил у солдат, не прятался за их спины. Да родители при жизни тобой гордились. Сын то у них не хухры-мухры, а офицер, полковник! То комбат, то комполка, то начальник штаба дивизии, боевой офицер, награжден орденами и медалями. И, конечно, гордились им родители и любимые, конечно же, только сочувствуя, они и могли представить себе, каким трудом давались звания и награды на нелегкой армейской службе их Артему.