Павел Шестаков - Через лабиринт. Два дня в Дагезане

— Не обижайтесь: молоды вы еще. Но умны. Пойдите к Валерию, попытайтесь. Верю я в вашу справедливость. А мне идти к нему не хочется. Зачем я там? Уличать, если откажется? Вы и без меня с ним справитесь. Даже лучше без меня, потому что беда эта всех ожесточила, подозрительными сделала. Валерий тоже озлился. Я это чувствую. Сказать я уж все до предела сказал. Не нужен больше. И больно мне будет, если что худшее откроется. Михаил, Игорь Николаевич, дорог мне. На ногах я ему помог удержаться и заслугу свою в этом вижу. Так не отбирайте ее у меня.

— Хорошо, Алексей Фомич. Схожу сам.

Он запомнил комнату Валерия, хотя и не был в ней, и без труда сориентировался в темном коридоре. Нащупав ручку, Мазин подергал ее сверху вниз. Из комнаты не ответили. Тогда он повернул ручку до предела. Дверь оказалась запертой. Валерий или не желал откликнуться, или отсутствовал. Кушнарев стоял на пороге, поглядывал в его сторону.

— Не достучались?

— Нет. Возможно, он в хижине.

— Пойдете?

— Придется.

— Я с вами.

Мазин удивленно посмотрел, как архитектор натягивает на голову берет.

В комнате Игорю Николаевичу казалось, что на дворе еще светло, на самом деле ночь давно наступила. Самозваный снегопад кончился, ветер угнал последние, ненужные тучи, и луна, скрывавшаяся в горах, появилась над ущельем, огромная, тяжелая, круглая, провисшая, как переспевший апельсин, готовый сорваться с пригнувшейся к земле ветки. Она-то и освещала все вокруг.

— Сколько ненужной красоты, — сказал Кушнарев, оглядываясь.

Весь горизонт над черной, зубчатой стеной гор светился неодолимым лунным пламенем. Зато напротив скалы, которые отражали поток этого удивительного, живописного света, припорошенные застывшим на несколько ночных часов хрупким и неглубоким летним снегом, подсекали белизной совсем другое небо. Не пуская туда свет, они возвращали его, обрушивали целиком в долину. В этой стороне небо было ровнее и глубже. В высоте его, стесняясь своего ничтожества в присутствии такого гигантского, напоенного энергией светильника — луны, мерцали небольшие ледышки-звездочки. Невозможно было поверить, что это многоцветное импрессионистское чудо возникло на том же месте, где несколько часов назад не было ничего, кроме вымокшего насквозь серого тумана.

По голубому скрипучему снегу шагалось легко и быстро. Мазин первым заметил, что дверь хижины открыта. «Жарко ему, что ли? Перетопил, наверно». Но дыма над трубой не было.

— Валерий! — позвал Игорь Николаевич.

Никто не отозвался. Кушнарев смотрел в сторону. Мазин шагнул через порог.

В комнате было пусто. Печь погасла, видимо, недавно. Ощутимо слышался запах дыма, хотя заслонка в трубе была выдвинута до предела. На койке, как и днем, царил хаос — подушка смята, одеяло перекошено. Зато разбитое пулей стекло успели замелить прибитой к раме фанеркой. Мазин перевел взгляд на стол и увидел бутылку с водкой. Рядом стояли два пластмассовых стаканчика, но никакой закуски. Пить не начинали. Тускло мерцала керосиновая лампа.

— Очередная загадка! — развел он руками. — Где же Валерий?

— Следовало бы зайти к Марине Викторовне.

— Пожалуй. А почему он не потушил лампу?

— Рассеянность, волнение, влияние алкоголя.

— Предположим, хотя бутылка полная. Любопытно, с кем он собирался ее опустошить?

Мазин передвинул по столу стаканчики.

— Вы видели такую примитивную посуду у Калугиных?

— Не приходилось.

— Типичный ширпотреб. Мечта любителя раздавить бутылочку на троих. Может быть, Валерий пригласил гостя и побежал на угол за колбасой. Вас не шокирует мой юмор, Алексей Фомич? Мы слишком долго беседовали всерьез.

— С вашего позволения я выйду на воздух. Здесь угарно.

Собственно, Мазину в хижине оставаться тоже было незачем. Не ждать же гостя. Лучше поискать хозяина. У печки стояло ведро со щепками для растопки. Поверх щепок валялась еще одна бутылка, на этот раз пустая. Днем ее не было. Игорь Николаевич взял бутылку за горлышко и поднес к носу. Несмотря на насморк, ошибиться было трудно. Пили недавно. Но Мазин не успел оценить новую находку.

— Игорь Николаевич! — послышался голос Кушнарева. — Здесь…

— Иду, Алексей Фомич.

После накаленных переговоров оба стремились быть подчеркнуто вежливыми.

— Обратите внимание!

Кушнарев вытянул руку в сторону реки. От хижины по узкому лугу до самого берега виднелись следы.

— Вот так открытие! — воскликнул Мазин.

— Интересно? — спросил Кушнарев, сомневаясь.